Роза

Продолжение

В библиотеку Горшков решил сходить сам лично. Дроздову поручил заняться прошлым Павловой. Задание не на один день. Ну, и линия Грозного - последнего свидетеля - тоже осталась за Сеней. Павлову никто не разыскивал, во всяком случае, в милицию не обращались. Близких могло и не быть, а вот как супруг? Поддерживали они отношения или расстались врагами? Может, следствие и не велось бы столь тщательно, со сбором обширной информации о прошлом покойной, если бы не было сомнений в том, что она покончила с собой по доброй воле. Да и причину узнать было крайне необходимо. Если кто-то довел ее до самоубийства, то он или она должны понести наказание, предусмотренное законом.

Он вошел в небольшую комнату с несколькими столами. Лишь за одним из них сидела девушка и читала. Подошел к перегородке. Со стула поднялась высокая стройная женщина в вязаном свитере и темной облегающей бедра юбке. Бросилась в глаза лохматая копна коротко подстриженных белых волос. Лицо казалось размером с детскую головку: белесые ресницы, белесые бровки, слегка вздернутый носик и прорезь бледно-розового рта. Оно сильно кого-то напоминало.

- Что вам угодно? - спросила библиотекарша.

Горшков предъявил удостоверение. Женщина внимательно изучила его, сверив фото с оригиналом.

- Не могли бы мы где-нибудь побеседовать, чтобы вас не отвлекали?

- Оля! - сразу негромко позвала она.

Из-за стеллажей с книгами вышла совсем юная девушка.

- Посиди здесь. Пройдемте! - пригласила библиотекарша.

Они прошли за стеллажи, где оказался стол и два стула. На столе красовался самовар, чайник для заварки и два тонких стакана в подстаканниках. Они сели.

- Разрешите узнать, как ваши имя, отчество, фамилия?

- Христина Яновна Ургант.

«Бог ты мой, вот это номер!» - Горшков на мгновенье растерялся и промямлил несуразное.

- Так вы, значит, библиотекарь?

- А вы ожидали кого-то другого вместо меня? - она прямо и приветливо смотрела ему в лицо.

- Нет, нет, я так и понял, - выкрутился он.

- Какое же дело привело вас ко мне?

Горшков расстегнул папку, достал книгу, протянул ее женщине.

- Эта книга из вашей библиотеки?

Даже не взглянув на оборот твердой обложки, она утвердительно кивнула и сразу спросила. - А почему она оказалась у вас?

- Вы даже помните, у кого она была на руках? - удивился Горшков.

- Я сама рекомендовала эту книгу Маргарите Сергеевне Павловой, одной из моих постоянных читательниц. Она быстро читает и часто бывает здесь. Иногда просматривает журналы...

- Простите, а не могли бы вы вкратце передать содержание этой книги? «Нетерпение сердца», автор Цвейг, да?

- Я могу сказать в двух словах: книга о трагической любви.

- Спасибо. Скажите, Христина Яновна, а вы не были подругами с Павловой?

- Ну, я так не сказала бы. Иногда мы разговаривали, в основном, о прочитанном.

- А о личной жизни Павлова вам ничего не говорила? Как женщина женщине?

- Мы не были настолько близки. Простите, а почему вы о ней расспрашиваете? Ее что, забрали? Никогда бы не подумала, что такая милая деликатная женщина может иметь отношение к милиции, - будто упрекая Павлову, сказала библиотекарша.

- Милиция, по-вашему, только забирает? Вы же образованный человек! - изрек Горшков упрек встречный.

- Тогда тем более непонятно. О личной жизни можно спросить лично, не так ли?

- Так-то оно так, но бывают обстоятельства, когда лучше расспросить родных и знакомых. Павлова часто задерживала книги?

- Никогда. Наоборот - возвращала раньше, - с уверенностью ответила Христина Яновна.

- Эта книга просрочена на месяц. Как прикажете это понимать? – спросил Горшков.

- Неужели? - она открыла обложку, посмотрела на формуляр. - Действительно странно, правда? Я только что сказала «никогда» и сразу попалась, - она слегка раздвинула прорезь рта, что, по-видимому, означало улыбку. - Вероятно, она приболела. Да, кстати, может, она и сейчас в больнице? Несчастный случай? Машина сбила? - вдруг застрочила она, как пулемет, резко выталкивая фразы.

Горшков слушал ее отрывистую нервную речь, видел слегка подрагивающие пальцы, сжимавшие книгу, и мысли его бежали наперегонки: «Все было спокойно, пока речь не зашла о книге, о задержке книги. Она знала причину. Наверняка. И терпеливо ждала. Почему? Что мешало ей послать напоминание по почте, как это обычно делается? Со слова «неужели» она начала лгать. А причина в том ...»

- Она не хотела вас видеть, Хризантема, после того, как случайно встретила в Доме свиданий, - он смотрел на нее в упор. - «Меткое прозвище - голова и впрямь по форме напоминает этот цветок. И созвучно с именем. Кто придумал эти прозвища? Я видел ее фото, вот почему лицо показалось знакомым».

Женщина залилась краской, низко склонила голову и вдруг плечи ее затряслись: она беззвучно рыдала. Горшков поднялся со стула, налил в стакан заварки, разбавил кипятком из самовара.

- Выпейте, Христина Яновна. Успокойтесь, я не собираюсь забирать вас...

- Откуда вы знаете? Неужели Рита сказала? Как она могла! Да, я оказалась дрянью, тварью продажной, но и она не лучше. Мы столкнулись в коридоре и сделали вид, что не знаем друг друга. Я так ждала ее, чтобы объяснить все-все, она бы поняла и простила, она такая щедрая душой! Да, мы были подругами, но ни разу не встречались вне библиотеки, ни она, ни я не хотели впустить кого-то в свое одиночество, боясь слишком привязаться. Она многое пережила. И я не меньше. В тот дом я попала недавно, Рита не знала об этом. Но и я не знала, что она посещает его. Конспирация была жестокая, так настояла хозяйка. Может, я говорю лишнее? - вдруг спохватилась Хризантема.

- Нет, вы говорите то, что мне необходимо знать о Павловой.

- Но зачем? Почему она вас заинтересовала? Что все-таки произошло? Надеюсь, она жива?

Горшков потер переносицу, поднялся и спросив: - Можно? - налил себе чай. Отпил глоток, другой, глядя прямо перед собой.

- Что же вы молчите? Что с Ритой? - она снова была готова разрыдаться.

- Ее нет.

- Где? В городе? - и вдруг Христина сложила руки крест-накрест на груди и ясным, тихим голосом молвила.

- Ее нет в живых. Она умерла.

- Да, - и Горшков согласно кивнул головой.

- О Господи, всевышний, всеблагой, всемилостивый... - вдруг замолилась она, осеняя себя крестом.

Некоторое время они посидели молча, каждый со своими мыслями. Потом Христина поднялась, разом осунувшаяся и постаревшая.

- Я хотела бы проститься с ней. И еще, раз ее нет, то я, наверное, могу передать вам то, что она отдала мне на хранение.

- Давно?

- Через некоторое время, как мы подружились. С год назад. Я сейчас, - и она вышла в читальный зал.

Вернувшись, протянула ему плотный, вдвое свернутый пергаментный конверт, перевязанный несколько раз шелковым белым шнуром. В середине под шнуром белел лист бумаги.

- Что она сказала, когда отдавала вам этот пакет? Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

- У меня отличная память, и я помню слово в слово. Она сказала: «Я бы хотела, чтобы именно ты, Христя, прочла когда-нибудь историю любви двоих людей, которая,

возможно, скоро завершится». Я спросила: «А почему не сейчас? Ты меня заинтриговала, Рита». Она ответила: «Еще не время». Тогда я спросила: «А когда придет время?»

Она загадочно и печально улыбнулась: «Ты узнаешь». Это все.

- С вашего разрешения... - Горшков вытащил из-под шнура листок, развернул и прочел вслух: - «Вскрыть после моей смерти. Маргарита Павлова». Вскроем?

Христина, едва сдерживая слезы, кивнула. В конверте оказалась большая пачка писем. Странная пачка... Самый верхний конверт был проштемпелеван и аккуратно разрезан сбоку, второй конверт был заклеен, почтовый штемпель отсутствовал. Первый конверт был адресован Маргарите Павловой, до востребования, обратным адресатом оказался Антон Лукич Грозный, из мест заключения. На втором конверте был указан адрес Грозного А. Л. И таким образом была упакована вся пачка.

- Полученные и прочитанные письма и неотправленные ответы на них, - заключил Горшков. - Вы хотели бы прочитать эти письма?

- Так пожелала Рита.

- Да, завещание должно выполняться. Я обязательно верну их. Спасибо вам, Христина Яновна, вы очень помогли мне. Я сообщу о дне похорон. Да, вы, конечно, видели у Павловой кольцо? Она, случайно, не отдавала вам на хранение?

- Что вы! Рита так дорожила им и никогда не снимала с пальца.

- Еще раз спасибо. До свиданья.

*    *    *

В лексиконе старшего следователя прокуратуры не было слов, способных выразить то душевное смятение, тот неописуемый восторг, то благоговение перед чужой возвышенной любовью, которые он испытал, читая письма. Впервые в жизни он поверил, что есть на свете любовь - единственная и неповторимая, что это не иначе как дар небесный или божий, что это талант, который дается одному или двоим из миллионов. Жалость и скорбь пронзили его душу, когда он подумал, что Риты нет в живых. Какое чудо покинуло мир! Чудо живой, трепетной человеческой души, до краев переполненной любовью, страстной мукой и болью от невозможности быть рядом с любимым.

«Продавая тело, я надеялась утратить душу, принадлежащую тебе до самой смерти. Я ошиблась. Она по-прежнему твоя. Остается последнее средство - смерть. Может, тогда кончится моя многолетняя мука - неразделенной проклятой Богом любви к тебе», - перечитал Горшков последние строки последнего письма.

Пять лет Рита уже не получала писем от Антона и продолжала писать ему и складывать свои письма в пачку. Почему десять лет он писал, а потом перестал? Что случилось? Надоело? Устал? Встретил другую женщину? Как страстно захотелось Горшкову проникнуть в чужую драму! Не из пустого любопытства, из желания постичь загадку женской души, хотя бы чуть-чуть приоткрыть завесу над тайной столь великой силы любви. Прошло столько лет! Зачем Антон вернулся в прошлое? Зачем пошел к Маргарите? Знал он или нет, что шел именно к ней? Или это случайность? Трагическая случайность, закончившаяся смертью одного из участников свидания через пятнадцать лет. Если он попал к ней случайно, то мог и не узнать ее. А она, живущая столько лет любовью к нему, могла ли не узнать его? Голова шла кругом от бесконечной череды вопросов.

*    *    *

Христина жила с матерью в коммунальной квартире. В одной из комнат жил одинокий мужчина, к которому постоянно приходили разные женщины. Христина испытывала к нему отвращение и всячески старалась избежать встречи с ним. А он - напротив - старался загородить ей путь, раскидывая по сторонам руки. У него был большегубый рот, и он при виде девочки облизывался и чмокал губами. Христина заканчивала школу и ходила с мальчиком по имени Ваня.

В тот день, провожая ее до дому, он впервые взял ее за руку, сжал тонкие пальцы, смутился едва не до слез и стремглав убежал. Она взволнованная поднялась в свою квартиру. Никого не было. «Вот хорошо, хоть спокойно помоюсь», - подумала она и пошла в общую ванную, закинула крючок, разделась... Она, наверное, задремала в теплой воде и резко вскинулась, когда щелкнул крючок.

- Попробуй пикни, я тебя утоплю, как кутенка, или зарежу, - в руке ненавистного соседа сверкнула сталь.

Христина, парализованная страхом, смотрела, как мужчина расстегивал ширинку, и пальцы его дрожали от возбуждения и ощущения опасности, хотя он и закинул за собой крючок.
Девочка не призналась матери в совершенном над ней надругательстве, но поклялась про себя отомстить насильнику. Случай вскоре представился. Он тоже мылся в ванной.
Христина подкараулила момент, когда он намылил лицо, неслышно ножом подняла крючок и, метнувшись дикой кошкой, обрушила на голову мужчины утюг. Не закрыв за собой дверь, бросилась, обезумев, из квартиры.

Сосед остался жив, а ее, признав вменяемой, отправили в исправительно-трудовую колонию для несовершеннолетних. На вопрос одного из присяжных, а потом и судьи, зачем она это сделала, девочка твердило одно: «Я его ненавидела». Возможно, кто-то и догадывался об истинной причине ее поступка, но дело представлялось столь незначительным, а срок наказания, определенный судом, столь небольшим, что докапываться до истины никто не стал. Сколько судеб искалечено походя! Подумаешь, одной больше.

Христина хорошо училась в школе, особенно любила литературу. В колонии она закончила одиннадцатый класс, сдала экзамены и получила аттестат. Ее назначили помощницей библиотекарши. Ваня писал ей письма, и она отвечала ему, хотя чувствовала, что сильно виновата перед ним. Почему она не закричала, не заорала благим матом, почему не расцарапала в кровь ненавистную морду? Ну и пусть он ударил бы ее ножом, зато она осталась бы девочкой. Ваня ждет ее, любит, хочет жениться на ней! Что она ему скажет, когда он узнает о ее бесчестье? Никогда у нее не повернется язык назвать имя соседа. Тогда - кто?

Ее освободили досрочно, по амнистии. Она не огрубела, не очерствела, не озлобилась, посчитав, что наказание было справедливым. Какое право она имела поднять руку на человека, пусть даже он был мерзкой скотиной? Она осталась доброй и ласковой, какой и была, и сама порой не верила, что могла совершить покушение на убийство.

Они с Ваней поженились, устроились на работу и поселились в семейном общежитии барачного типа. Еще до свадьбы Христина призналась жениху в своем позоре.

- Пожалуйста, поверь, я не по собственной воле стала женщиной, надо мной совершили насилие!

- Но кто? Это произошло в колонии? Но там одни женщины! - в его голосе слышалась глубокая обида.

- Это был он, тот, которого я хотела убить, - через силу выдавила Христина.

- Но почему ты не сказала на суде?

- Что бы это изменило?

- Его бы посадили!

- Но меня-то все равно не освободили бы...

Ваня простил ее и поклялся никогда не упрекать. Много лет они прожили счастливо, хотя Христина не могла иметь детей, у нее обнаружилось женское заболевание. К тому времени, когда все началось, они уже получили однокомнатную квартиру. Иван вдруг стал приходить с работы выпивши. Дальше-больше, она пыталась выяснить причину его расстроенного понурого вида. Но он отмалчивался. Однажды он принес бутылку водки домой. Христина как раз была во вторую смену, давно освоив профессию прядильщицы на фабрике. Вошла в квартиру, на кухне горел свет. За столом мрачнее тучи сидел Иван, перед ним стояла пустая бутылка. Она решила промолчать, не связываться с пьяным мужем. Прошла в комнату, разделась и легла. Через некоторое время он тяжело завалился рядом. От резкого сильного запаха табака и водки ей стало трудно дышать. Она попыталась встать, чтобы перелечь на кушетку. Но Иван вдруг с силой схватил ее за руку.

- Лежи!

- Мне больно, отпусти, пожалуйста, - ей стало страшно.

- Мне больнее. У меня душа болит. Признайся лучше честно, почему ты не рожаешь?

- Ты же знаешь, Ваня, у меня болезнь.

- Врешь! - грубо рявкнул он. - Люди добрые меня просветили... Аборт ты делала, вот что! От того мужика...

- Ты с ума сошел! Когда бы я сделала? - она бессильно заплакала, уже не пытаясь освободиться от цепких пальцев, сжавших до боли руку.

- Вы лживые, коварные, бесстыжие твари, вы любого из нас можете вокруг пальца обвести. Рассказала мне сказочку о бедной девочке, которую насильно трахнули, а я и уши развесил, как последний осел. Теперь я зна-аю, почему ты его утюгом тюкнула слегка по голове вместо того, чтобы убить. Ты с ним не раз спала, а со мной целкой прикидывалась. У-у-у, стерва! - он вдруг с силой ткнул ее кулаком в грудь.

- Ваня, Ванечка, это неправда, христом-богом клянусь... Кроме тебя, у меня никого никогда не было, -в ужасе она обхватила его за шею и стала целовать лицо, крепко сжатые губы.

- Не верю! Все вы продажные твари, шлюхи! Надо мной товарищи смеются, как ловко ты меня окрутила и женила на себе... - он вырвался с яростью из ее объятий и вдруг схватил за шею и стал душить. - Лучше сдохни!..

У нее в глазах уже красные искры посыпались, когда он ослабил хватку и захрапел. Христина пролежала в полубеспамятстве долгое время и незаметно уснула. Утром он ничего не помнил. Когда она рассказала, он не поверил. Тогда показала ему посиневшую выше локтя руку, два синих пятна на горле. Он просил прощения, стоя на коленях.

- Затмение на меня нашло, не иначе. Прости, Христя, любимая моя. Я верю тебе, если бы не верил, не жил бы с тобой. Мы бы разошлись и все. Зачем отравлять друг другу существование?

Христина не знала, что и думать. Переживет ли она еще раз такой кошмар, если он повторится? Впервые она поняла, как страшна несправедливость, несправедливое обвинение, как смертельно ранит оно душу, как мутит разум! Она была виновата в том, что не оказала в тот страшный миг сопротивления, но не в том, в чем Иван заподозрил ее. И это кромсало душу железными щипцами, вырывая кусками искреннее чувство к мужу. Страх и жестокая обида поселились в ней, могла прийти и ненависть.

Через несколько дней все повторилось снова, и уже не прекращалось. Она чувствовала себя беспомощной, бессильной что-либо сделать, загнанной в угол, как зверь. А Иван, не получая отпора, встречая только слезы и мольбы, входил в раж, заставлял ее ползать на коленях, униженно моля о прощении за грех. Она устала бесконечно повторять, что не виновата, что это неправда, и однажды произнесла роковое: «Да! Я виновна». Жизнь сделалась невыносимой.

Но неожиданно пришло избавление. Во время очередного ночного кошмара, когда она увидела побелевшие от ярости серые глаза мужа, она ясно осознала, что рядом с ней больной человек. И болезнь, возможно, развилась в нем от злоупотребления алкоголем. И, возможно, он действительно не помнит, что говорит и делает в пьяном виде, потому что у него появились провалы в памяти. И ревность его – от болезни. Он не ведает, что творит.

Тайком от Ивана она обратилась в психиатрическую клинику. Все было сделано так, что он ни о чем не догадался. Вроде назначили самую обычную медкомиссию. У него обнаружилось психическое заболевание.

- Ваша жизнь подвергалась опасности, - сказала Христине завотделением, еще не старая женщина с приятными чертами несколько бледного лица.

- Его вылечат? - с надеждой спросила Христина.

- Болезнь, к сожалению, неизлечима. Может появиться временное улучшение - после длительного лечения. Но оно не означает, что ваш муж выздоровел. Я напишу вам справку для ЗАГСа, и вас разведут.

- Я не тороплюсь, доктор. Я бы предпочла, чтобы муж выздоровел.

- К сожалению, болезнь поразила отдельные участки мозга, а это необратимо. Нет ни малейшей надежды.

- Но я могу навещать его?

- Боюсь, что нет. Подобные больные обычно непредсказуемы в поступках. Сейчас он тихий, почти нормальный, а через секунду-другую может броситься на вас и начать душить, если возле него на тот момент не окажется какого-либо предмета, который можно использовать как орудие.

Христина порвала все связи с прошлым, уволилась с работы, развелась, поменяла квартиру на другой район, устроилась библиотекаршей. Читала запоем чувствительные романы о чужой - счастливой и несчастной любви, одурманивала себя наркотиком типографского шрифта, волшебно превращающего обычные слова в саму жизнь. Завидовала. Страдала. Жаждала любви. Материально она не была обеспечена, хватало лишь на самое необходимое. Иногда, правда, подрабатывала корректором, познакомившись случайно с женщиной, работавшей в редакции журнала. На эти, с неба свалившиеся деньги, справляла себе одежду. Мечты о любви так и оставались мечтами. Она вела уединенный образ жизни, считая неприличным пойти одной даже в кино, уже не говоря о кафе. А где еще можно встретить того единственного, любовь к которому заставит забыть о сером унылом существовании и расцветит всеми цветами радуги окружающее?

Когда познакомилась с Маргаритой, сразу поняла, что встретила родственную душу - одинокую, неприкаянную и глубоко несчастную. Женской интуицией почувствовала, что у новой знакомой есть какая-то тайна, глубоко спрятанная и сокровенная, недоступная чужому взору. Христина и не пыталась проникнуть в запретное, хотя и подозревала, что тайна наверняка имеет отношение к мужчине, может, к тому единственному, которого ждет и она. Почему-то про себя она решила, что к Маргарите подходит определение «одержима любовью».

И вот это проклятое объявление. Зачем она позвонила? Зачем обманула себя надеждой, что, может, там, в Доме свиданий, встретит его, единственного? Мало ли случаев, описанных в книгах, когда падшие женщины становились любимыми и желанными? Даже в публичном доме расцветала необыкновенная, возвышенная любовь! Хозяйка выглядела приветливой и добродушной, комната - чистой и уютной.

- Что постыдного в том, чтобы немного подбодрить уставшего мужчину, подарить ему немного тепла и ласки? Нас от этого не убудет, испокон веков женщины щедрее мужчин душой и телом. Только вы вошли, я сразу подумала: «Хризантема»! А вас и зовут, оказывается, Христина. Какое приятное совпадение. Не удивляйтесь, это я придумала насчет прозвищ по наименованиям цветов. У нас будет небольшой изысканный цветник - на любой вкус. Вы, наверное, не знаете, вы еще молоды, а я часто вспоминаю несколько строк из песни юных лет: «Неслось такси в бензиновом угаре, асфальт лизал густой наплыв толпы, а там, в углу, в тени, на грязном тротуаре лежала роза в уличной пыли». Может, это был цветок, а может, и падшая женщина по имени Роза...

Христина согласилась, соблазнившись заработком и все еще надеясь на счастливую встречу. Дни шли за днями, ни к одному клиенту не возникло даже влечения. Да и они были хороши - грубые животные. Зачем им душа, когда их одолевает похоть? Надежда таяла, надо было бросать это унизительное занятие, но она как-то незаметно втянулась, какое ни говори, а разнообразие в унылом пейзаже будней, да и деньги приличные, она даже стала откладывать понемногу. А вдруг удастся вырваться в отпуск на море? Уж там она наверняка встретит принца на корабле с алыми парусами!.. Сколько трагедий пережила, а так наивной дурочкой и осталась. О Господи, прости мою душу грешную!

А тут встреча - лицом к лицу - с Маргаритой. И как только человеческий взгляд способен выразить целый сонм чувств: испуг, стыд, недоумение, сомнение, упрек, боль и - пустота разочарования. Именно это все она прочитала в устремленном на нее взгляде Риты. Испуг, что Христина застала ее в это месте; мгновенный стыд и следом - недоумение: а ты почему здесь? Секундное сомнение и упрек: как ты могла? Человек возвышенных чувств... И боль - краткая, как слово «прощай»! Все мы одинаковые, продажные...

Христина каждый день ждала, что Маргарита придет, заберет пакет, оставленный на хранение. Может, Христина объяснит ей, почему она стала посещать Дом свиданий, может, Рита поймет. Ведь и она почему-то оказалась там же. Христина не осуждала подругу, хотя и не знала причины, побудившей ту торговать собой. Судя по некоторым признакам, в деньгах она не нуждалась, на порочную женщину не походила. Скорее наоборот - казалась непогрешимой, почти святой. «Почему Рита приняла так близко к сердцу то, что я совершила ошибку? Мы не настолько близки с ней, хотя и подруги. Будто я предала нашу дружбу», - Христина и не подозревала, что отгадала загадку поведения Маргариты.

Они обе, говоря о книгах, рассуждая о выдуманных поэтами и прозаиками возвышенных и прекрасных чувствах, витали в облаках, не касаясь земных страстей и пороков. И вдруг - упали на землю, в самую грязь. Христина была единственной привязанностью Маргариты за много лет, единственной отдушиной, и она немного идеализировала ее, создав из нее некий литературный образ, не воспринимая ее как живую реальную женщину. И вдруг образ расплылся, рассыпался, и обнажилась суть - о боже! - самой обычной женщины, которой не чуждо ничто человеческое, а также звериное, скотское. Почему-то это открытие повергло Маргариту в скорбную печаль. Отдушина захлопнулась, и стало нечем дышать. Будто Христина была той соломинкой, за которую держалась утопающая...

- ... Да, фантастическая любовь. Не зря говорят, что нет загадки неразгаданней, чем женская душа, - - мечтательно улыбаясь, высказался Сеня, прочитав письма.

- Ну, твои ли годы, еще разгадаешь, - дружески подтрунил над молодым коллегой Горшков; он уже успел оправиться от потрясения, которое произвели на него письма женщины по имени Маргарита.

- Как же так, Евгений Алексеич, - вслух начал размышлять Сеня, - если она столько лет любила этого Грозного, который, судя по письмам, тоже любил ее, почему их встреча закончилась трагически для нее? Что могло произойти? Вашу светлую голову еще ничего не осенило?

- А ты забыл о том, где они встретились? Это ведь не парк, не кафе, не улица, а -- под какой вывеской ни прячь, это дом терпимости или публичный дом, где продают любовь за деньги, а точнее - торгуют телом, поганя душу. Усекаешь разницу?

- А у вас глубокие познания в этом вопросе, Евгений Алексеич. Из первых уст, так сказать, - поддел Сеня.

- Ладно, не ехидничай. Докладывай лучше, что успел сделать, какую информацию собрал.

- Не хотелось бы выкладывать разрозненные факты. Может, разрешите изложить историю жизни Павловой в полном объеме?

- Не возражаю, но сроки сокращаю. Есть сообщения из колоний?

- Пока только отрицательные.

- Знаешь, я думаю, Зиловой следует подежурить в Доме свиданий и отвечать на телефонные звонки. Можно говорить, что в здании ремонт, девочки не принимают. Я уверен, она сама сообразит, фантазия у нее богатая: прозвища, правила, конспирация. Вдруг позвонит Грозный? Если он не имеет отношения к самоубийству Павловой, то они могли просто поссориться, если были знакомы, конечно, и он ушел, хлопнув дверью?

- Что нам это даст?

- Мы можем задержать его - на основании отпечатков, как свидетеля.

- Но для этого хозяйка должна узнать его голос.

- Уверен, узнает. А я пока опрошу Гвоздеву.