Знаменитые музеи мира
Светлана Ермолаева
 9 

Продажные

Грозный

- Это он, я узнала его по голосу, - Зилова возбужденно дышала в трубку. - Я говорила с ним, как вы велели...

- Он придет? - прервал ее многословие Горшков.

- Да, он попросил Маргаритку, - она прерывисто вздохнула, - на воскресенье, в то же время.

- Гражданка Зилова, не могли бы вы называть покойную по фамилии? - долго копившееся раздражение все-таки прорвалось.

- Я... простите, - она запнулась, - я только повторила за ним, он так назвал, как в прошлый раз: Маргаритка-Маргарита.

- Придете на час раньше, как договорились, - сказал Горшков и положил трубку.

В дверь постучали, и на пороге возник Дроздов.

- Евгений Алексеич, я принес, - увидев, что у старшего следователя раздраженный и расстроенный вид одновременно, он помедлил, но все же прошел к стулу и сел, положив на колени папку: работа есть работа.

- Человек уже в могиле, а мы все копаемся в его жизни. Ради чего? - Горшков рассуждал, не глядя на коллегу.- Ради торжества справедливости. Только Павловой она уже ни к чему. Будет наказана Ли-Чжан за кражу кольца. Всего-то. А кто накажет ее за то, что она могла спасти человека от петли, но не спасла? Нет в нашем кодексе такой статьи. И слабохарактерную, склонную к авантюрам и пороку Филикову она заманила в притон. Но Елена Михайловна давно уже сама отвечает за свои поступки. Ну, добавится к краже дача ложных показаний... Все равно это мизер. Или возьмем, к примеру, Грозного А. Л. Попробуй подвести его под статью «доведение до самоубийства!» Была бы записка с обвинением... Да, кстати, - Горшков будто очнулся, потер пальцем переносицу, - Мимоза упоминала о письме, которое Павлова бросила в почтовый ящик. Кому оно могло быть адресовано? Как ты думаешь, друг-коллега?

- Может, Христине? Что-нибудь по поводу пакета, - предположил Дроздов.

- Христина Яновна мне бы уже позвонила. А как насчет бывшего мужа? Может, ему?

- Он десять лет как умер, - сказал Сеня и похлопал по папке. - Вот здесь вся история жизни Маргариты Сергеевны Павловой.

- Давай сюда. Интересно, где она взяла конверт и бумагу? В сумке, правда, была ручка, - Горшков помолчал. - Конверты обычно с собой не носят. Отправляйся-ка ты, Арсений, в эту гостиницу, будь она неладна, нет ли там почтового отделения или киоска «Союзпечати». Возьми фотографию, может, появится что-то, наводящее на размышления. Время было позднее, если она заходила туда, ее могли запомнить. А я пока почитаю, хотя, честно признаться, нет желания подглядывать в замочную скважину. Да еще после исповеди Розы Петровны, - он скривился, как от кислого.

- Да тут только факты, Евгений Алексеич, без интимных подробностей.

Он размышлял над прочитанным, когда зазвонил телефон.

- Это я, - раздался голос Дроздова. - В общем все, как вы и предполагали. Тут у них телеграф и межгород круглосуточно работают, командированных много, телеграфистка опознала Павлову по снимку, она ей и конверт продала. А писала та на телеграфном бланке, говорит, несколько слов всего, и запечатала конверт. Телефонистка от нечего делать на нее смотрела.

- Ну, хорошо, будем думать, куда и кому она отправила записку. Возвращайся, надо подготовиться к встрече с Грозным.

*    *    *

- По какому праву вы меня задержали? У меня что на лбу штамп стоит: БОСС - был осужден советским судом? - возмущался Грозный, когда двое в штатском сопроводили его в кабинет Горшкова.

- Антон Лукич Грозный? - спросил Горшков, хотя сразу узнал волевое лицо Атоса с фотографии, постаревшее на пятнадцать лет.

- Допустим, а что? Вы собираетесь объяснить причину задержания?

- Все будет, как положено по закону, - мягко сказал Горшков. - Для начала мне хотелось бы получить ответы на кое-какие вопросы.

- Но я могу и не отвечать?

- Можете, но зачем?

- Действительно, зачем связываться с милицией, если она всегда права? Что вас интересует? - его тон был вызывающим.

- К примеру, что вас привело в наш город? - сдержанно спросил Горшков.

- Все равно узнаете. Меня привели воспоминания.

- А что вас привело в Дом свиданий?

- Поверите, если скажу, что любопытство? - он дерзко уставился на следователя.

- Вполне допускаю, все-таки новая форма обслуживания населения, - поддакнул Горшков. - Вам кто-то порекомендовал? Не думаю, что телефон вам сообщили в справочной.

- Не понял. В чем криминал? В том, что мужик идет в бордель?

- А почему, Антон Лукич, из всех цветов вы выбрали именно Маргаритку?

- Вы неплохо осведомлены. Хозяйка настучала?

- Сообщила, - уточнил Горшков.

- А почему вас заинтересовала моя скромная особа? - в голосе еще звучал вызов, но появилась и настороженность.

- Потому что вы оказались постоянны в выборе цветка.

- Не понял, - сказал Грозный. - Можно закурить? - он явно тянул время.

- Да, пожалуйста. Вы ведь не первый раз посетили это место? - Горшков испытующе смотрел на мужчину.

Грозный в несколько затяжек выкурил сигарету, затушил большим пальцем правой руки и сунул в карман: зековская привычка.

- В чем дело? Что-нибудь с Маргаритой? - наконец спросил он.

- Ну, вот и подошли к тому, ради чего встретились, - с облегчением выдохнул Горшков. - У Маргариты Сергеевны был сердечный приступ.

- Это неправда! При чем тогда милиция?

- Она была без сознания, пришлось взломать дверь, к тому же пропала одна ценная вещь, вот и расследуем обстоятельства, опрашиваем свидетелей...

- Но откуда вы узнали обо мне? Рита сказала?

- Во-первых, Зилова, хозяйка Дома, запомнила ваш голос, во-вторых, у нас был ваш словесный портрет. Вас видели две женщины, их описания совпали полностью.

- Я ведь не вор, а убийца, - Грозный печально усмехнулся.

- У нас есть показания подозреваемой. Единственное, что от вас требуется, подробно описать ваш визит, когда пришли, когда ушли. Вы были знакомы с Павловой раньше или познакомились при первом свидании? - Горшков приготовился записывать показания.

Он назвал Маргаритку, потому что Маргаритой звали его любимую девушку, с которой он расстался в юности. Он был изрядно навеселе, когда постучал в дверь с табличкой «3». Ему сразу открыли, в комнате горел только ночник. О чем они говорили, он плохо помнит. Женщина ему приглянулась, хотя показалась чересчур грустной и молчаливой. В постели она удивила его податливостью и страстностью. Он еще цинично подумал, ради лишнего четвертака старается. Потом он задремал и проснулся от приглушенных всхлипов. Не открывая глаз, он пошарил возле себя и ткнулся пальцами в кольцо, ощупал его и вдруг обомлел: он узнал знакомый узкий прямоугольник, похожий на гробик. Восторг и ужас охватили его одновременно.

- Рита, - хрипло шепнул он, и в горле застрял комок.

- Антон, единственный мой, - и женщина с силой прижалась к нему, обхватила за шею руками.

От ее поцелуев кружилась голова, горело тело. Они оба погрузились в пучину страсти, поглотившую разум, забыв обо всем, кроме восторга обладания друг другом. Антон очнулся первым, поднялся с постели, оделся, закурил и вспомнил, где он и с кем: в борделе с проституткой.

- Вот до чего ты, значит, докатилась. Десять лет я писал тебе, а ты молчала. Некогда, выходит, было? - он безжалостно хлестал словами женщину, с которой только что познал блаженство полного слияния тел и душ.

Маргарита, уже одетая, стояла посреди комнаты и от каждого слова вздрагивала, как от удара кнута.

- Пощади, Антон! Выслушай меня, ради Бога, умоляю, все не так, как ты говоришь. Я всегда любила только тебя и всегда помнила. Я отвечала на твои письма… - Ты лжешь! Я не получил ни одного письма, даже открытки!.. - он был возмущен до глубины души.

- ... но не посылала их. Пять лет я была замужем и не хотела обманывать мужа, он спас мне жизнь. Хотя тайком хранила твои письма. Потом я пыталась забыть тебя, но твои письма продолжали бередить мне душу.

- Зачем же ты получала их?

- Я... не могла жить без них. Но не отвечала.

- Поскольку мне их не возвращали, я знал, что ты получаешь их, но не знал, читаешь ли. Я думал, что ты не можешь простить меня, и мечтал заслужить прощение.

- Прошло десять лет, и ты перестал писать.

- Я потерял надежду и с горя женился, когда меня перевели на поселение.

- А я продолжала писать. И любить тебя.

- Не обделяя других, - вдруг снова взвился Антон.

Маргарита заплакала, но вместо жалости в нем вспыхнуло вдруг бешенство.

- Нет, я не верю тебе. Нельзя любить и торговать собой. Я презираю тебя, - он не владел собой и не мог понять, что на него нашло.

Достал из кармана деньги и швырнул плачущей женщине в лицо, бросился к двери, попытался открыть, но ключ не слушался его дрожащих пальцев. Маргарита схватилась за него, пытаясь удержать, но он со злобой оттолкнул ее.

- Не смей прикасаться ко мне! Ты и тогда изменила мне и прикинулась невинной. Дурак, кретин безмозглый!.. Все вы твари продажные! - он открыл балконную дверь и напоследок прошипел, не глядя на окаменевшую от горя женщину. - Продажная!..

Выскочил, хлопнув дверью, и помчался вниз, едва не упал, спускаясь по пожарной лестнице. Пробежал до скверика, остановился, перевел дух и опомнился: спятил, что ли? Пока он стоял, раздумывая, что делать, увидел, как Маргарита вышла через заднюю дверь, через которую он входил два часа назад, не подозревая, что его ждет. Он не хотел разговаривать на улице, решил пройти за ней до ее дома. Увидел, как Маргарита вошла обратно в дом, не помнил, сколько времени прошло. Она не выходила. Он поднялся по пожарной лестнице, дернул балконную дверь- заперта, заглянул внутрь - темно. Тогда он спустился вниз и вошел через черный ход, поднялся на второй этаж, подергал за ручку двери комнаты - заперто. Уже отошел, а ему послышался какой-то звук: то ли всхлип, то ли вскрик, а может, и сдавленное рыдание. Он наклонился, приложив ухо к замочной скважине: тишина. Решив, что показалось, быстро спустился вниз, вышел на улицу, кинулся в одну сторону, в другую, на автобусную остановку... Маргариты нигде не было.

- Я решил, что мы разминулись, - с тяжелым вздохом закончил Грозный рассказ. - А она, несчастная, лежала там без сознания. Я даже не постучал, побоялся, что кто-нибудь может услышать. Начнутся расспросы, то да се, окажешься без вины виноватым, - он снова закурил, уже не спрашивая разрешения. - Выходит, я не ослышался, она действительно вскрикнула... и потеряла сознание. Если бы я догадался…

Горшков ужаснулся мысли, пришедшей ему в голову.

- Звук был глухой или звонкий?

- Пожалуй, ни то, ни другое! Он был скорее еле слышный, вроде издалека, потому я и нагнулся к отверстию в двери, - Грозный посмотрел на следователя с недоумением, не понимая, какое значение имеет такая мелкая подробность.

- Вы сказали, балконная дверь была заперта? Вы уверены?

- Совершенно уверен, иначе я вошел бы. Вероятно, Маргарита закрыла ее за мной.

- Когда вы заглянули внутрь, вы что-нибудь увидели?

- Я пытался заглянуть, но шторы были плотно задернуты.

- Странно, - как бы про себя заметил Горшков, - как же могла пропасть эта вещь, если обе двери были заперты, и Павлова находилась внутри одна?

- А что именно пропало?

- Вы, помнится, сказали что-то о знакомом кольце на пальце у Павловой?

- Да, это мой подарок, достался мне еще от бабушки, было завещано моей невесте, - невесело усмехнулся Грозный.

- Кольцо и пропало, Антон Лукич. Когда обнаружили тело, на руке его не было, - он намеренно сделал нажим на слове «тело», чтобы как-то подготовить Грозного к сообщению о смерти Павловой.

- С чего вы вообще взяли, что оно пропало? Я уходил, оно было, потом с ней случился сердечный приступ, потом вы нагрянули... Куда оно могло деться? А у Риты вы спросили? Или?.. - он вдруг пристально уставился на Горшкова и, увидев, что тот упорно избегает его взгляда, продолжил шепотом, - она до сих пор в тяжелом состоянии?

Горшков молчал, почему-то в такие вот минуты вспоминая, что в древние времена гонцам, принесшим дурную весть, отрубали голову.

- Нет, этого не может быть, Рита жива, с ней все в порядке, - Грозный с силой сжал в кулаке горящую сигарету, стукнул себя по подбородку. - Да не молчите вы, черт побери!

- Будьте мужественны, Антон Лукич, - задушевно начал Горшков. - Маргариту Сергеевну, к сожалению, не вернуть...

Теперь замолчал Грозный. Прошло несколько напряженных минут в полной тишине.

- Значит, у нее было больное сердце, - наконец глухо выдавил Грозный. - Значит, я убил ее своей жестокостью. И тогда, в юности, я едва не убил Риту, может, с тех самых пор у нее и болело сердце. Почему мы так жестоки к тем, кого любим? Я ведь не знал, что Васька скот, никогда он не был мне другом, он пытался изнасиловать Риту, когда я вошел, то собственными глазами увидел, что на ней порвано платье, но его мерзкая ухмылка, расстегнутые штаны и эти гнусные слова: «Мы тут с Ритулей побаловались немножко...» - затмили очевидное. Все десять лет я вымаливал у нее прощение и снова упрекнул ее. Я слишком любил ее всю жизнь, а она ни одного слова не написала мне и в тот вечер солгала... - вновь зажженная сигарета давно потухла, а он все держал ее перед собой, зажав в подрагивающих пальцах.

- Она не солгала, Маргарита Сергеевна действительно писала вам, но не отослала ни одного письма. Вот, - и Горшков протянул через стол увесистую пачку писем. - Я отлучусь пока, а вы можете почитать. Потом закончим нашу беседу.

Впервые в жизни увидел Горшков рыдающего мужчину, и это зрелище запечатлелось в его памяти на долгие годы. Куда подевался дерзкий вид, вызывающий тон... Перед ним, сгорбившись, сидел разом постаревший, убитый горем и виной человек.

- Я не вынесу этого, - глухо заговорил он - между глубокими, резкими затяжками. - Зона ожесточила меня, я потерял самое лучшее, что есть в человеке: веру, надежду, жалость. Я перестал верить в любовь и дружбу, надеяться на то, что найду свою единственную, любимую женщину, предназначенную мне судьбой. А жалость вообще исчезла из моей души. Теперь во мне осталась лишь вина, и не будет мне покоя, пока я не искуплю ее. Вот и все. Спасибо, что выслушали. Меня задержат? - в его голосе послышался страх.

- За что? Преступления нравственных законов, к сожалению, не в компетенции судебных органов. Верующие утверждают, что есть высший божий суд, а я думаю, что человек, осознав свою вину в отношении другого человека или общества, должен осудить и казнить себя сам.

- Я так и сделаю, - твердо сказал Грозный. - Мне можно взять эти письма?

- Да. И эти тоже, - Горшков достал из верхнего ящика стола еще одну пачку писем - самого Грозного. - У меня к вам еще два вопроса.

- Слушаю.

- Вам знакомо это кольцо? - и Горшков положил перед ним кольцо, изъятое у Ли-Чжан.

- Да, это оно, - сразу ответил Грозный.

- После окончания следствия вы можете получить его у меня. У Павловой не было родственников и просто близких людей.

- Даже подруги?

- Была приятельница - библиотекарь, ей Маргарита Сергеевна доверила пакет с письмами.

- Отдайте это кольцо ей. Я не хочу... не могу его взять, слишком о многом оно напоминает. Выходит, вы нашли его? Почему же тогда...

- Вы все узнаете, когда следствие будет закончено, и дело передано в суд. Если, конечно, захотите узнать.

- Посмотрим, - неопределенно произнес Грозный.

- Еще вопрос, Антон Лукич. Вы видели, как Маргарита Сергеевна вышла из здания. Что она делала?

- Совсем забыл сказать. Она подошла к почтовому ящику и опустила в щель письмо.

- Мне кажется, она написала вам.

- Но куда? Она ничего обо мне не знает и, где я остановился, тоже. Не знала, - поправился он и поперхнулся дымом.

- А вы зайдите в то почтовое отделение, куда ей писали. Есть у меня такая догадка. Если письмо окажется там, сообщите мне текст, пожалуйста, можно по телефону, вот номер.

Уже переступая порог, Грозный обернулся и тихо спросил: - Риту уже похоронили?

- Да, в четверг, на бывшем монастырском кладбище.

*    *    *

- Когда же, гражданка Ли-Чжан, вы дадите наконец правдивые показания? В обоих протоколах вы намеренно вводили следствие в заблуждение, давая ложные.

- Я все сказала, мне нечего дополнить. Что вам еще надо? - ее голос звучал ровно и бесстрастно, но поза - чересчур прямая спина и вскинутый вверх треугольник подбородка - выдавали напряженность.

Горшков поднялся, взял стул и уселся напротив допрашиваемой. Глядя ей прямо в лицо, начал.

- Значит, не желаете снять с души грех добровольно? Это может смягчить вашу участь...

В ее глазах что-то дрогнуло, и снова взгляд приобрел непроницаемое выражение.

- Ну, что ж, тогда придется мне сделать это за вас. В моей практике случалось такое. Итак, до определенного момента вы говорили правду. Ваша ложь началась, когда вы, упомянув о веревке в руках Павловой, сказали, что не поняли цель ее приготовлений. Кстати, вы зря обронили эти слова - «веревка, бечевка», ведь вы прекрасно знали, что это был шнур. Вы видели его на шее покойной! Затем нездоровое любопытство заставило вас войти в комнату, закрыть за собой дверь, задернуть шторы, на цыпочках подойти к ванной и слушать, что происходит внутри...

Ли-Чжан глядела на него, не отрываясь, как под гипнозом, не мигая и, казалось, не дыша.

- Вы услышали вскрик, может, хрип и протиснулись в дверь, Павлова была еще жива, она задыхалась и пыталась сорвать петлю. Вы кинулись к ней...

- Я хотела помочь! - свистящий шепот, казалось, выполз прямо из горла и едва пробился сквозь стиснутые губы..

- Вы помогли... умереть, затянув шнур на сонной артерии.

- Нет! - ее глаза внезапно расширились, она попыталась вскочить со стула.

- Сидеть! - громко и грозно выкрикнул Горшков, с ненавистью глядя в белое пятно лица с беззвучно шевелящимися червями губ. - Убийца!



 9 


Библиотека


При использовании материалов упоминание проекта Виртуальный художественно-исторический музей приветствуется!








Copyright © Small Bay Ltd
Hosted by uCoz