Маргаритка

Она была круглой сиротой и выросла в детдоме, там и школу окончила. Поступила в техникум связи и перешла в общежитие. Во время прохождения практики на телефонном узле познакомилась с Антоном Грозным. Они полюбили друг друга, и, когда любимого забрали в армию, Рита поклялась ждать его - хоть всю жизнь. Два года они переписывались, медленно тянулось время до дня возвращения Антона-Атоса.

Его сослуживец Пронин Василий вернулся раньше, «обмыл» освобождение из казармы дома, потом с друзьями и в один из дней нагрянул в общежитие к невесте Грозного. Еще в армии он страшно завидовал Антону. Василию никто не писал, кроме матери, а его товарищу по службе часто приходили письма от любимой девушки, и Василий, так как их койки были рядом, тайком, в отсутствие соседа, доставал их из-под матраса и читал. Ему хотелось разрушить, уничтожить, убить эту любовь. И вот...

Рита оказалась в комнате одна. Пронин принес бутылку водки и долго пытался уломать девушку выпить за скорое возвращение жениха. Наконец, потеряв надежду напоить Риту, он напился сам и начал приставать к ней. Она уговаривала его по-хорошему, напрасно взывая к чести и совести, он с пьяной настойчивостью продолжал добиваться своего. Сопротивление только пуще распалило вожделение, и он уже не соображал, что делал. Сказывалось и долгое воздержание.

Вошедший в тот момент Антон застал их врасплох. Пьяный Пронин успел вскочить с кровати и, пошатываясь, смотрел на сослуживца, не понимая, откуда он взялся. Рита сидела, не поднимая глаз, на измятой постели, пытаясь стянуть половинки порванного на груди платья, готовая от стыда провалиться сквозь пол. «Это тебе, приятель, чтоб не трогал чужих невест», - услышала она твердый, чересчур спокойный голос Антона, и тут же раздался выстрел. Она в ужасе вскочила и крикнула: «Антон, что ты делаешь? Опомнись! Я... он... сильно пьяный...». Антона трясло, когда он наставил пистолет на нее, грязно выругался и выстрелил. Вбежавшие на звуки выстрелов люди успели схватить Антона, когда он пытался застрелиться.

Суд квалифицировал убийство Пронина В. Г. как непреднамеренное и совершенное в состоянии аффекта. Тем не менее приговор был суров: десять лет строгого режима и пять лет принудительного поселения в месте отбывания срока. Риту оперировал известный в городе хирург и писатель одновременно, пишущий рассказы и повести, основанные на реальных событиях в его медицинской практике. Первой фразой, сказанной девушкой, когда она пришла в себя после сложнейшей операции на сердце, была: «Он невиновен».

Сорокадвухлетний хирург влюбился в свою пациентку без памяти и, пока не миновал послеоперационный кризис, не выходил из больницы и каждую свободную минуту заглядывал в ее палату, не переставая оперировать и бороться за жизнь других больных, нуждавшихся в хирургическом вмешательстве.

Рита начала поправляться, молодость брала свое. Искреннее чувство благодарности к Вадиму Петровичу она приняла за любовь. Об Антоне она старалась не думать, все свободное время посвящая книгам, которые приносил ей из своей домашней библиотеки Вадим Петрович. Сердце жгла горькая обида на Антона. Как он мог подумать! После всего, что между ними было. После ее писем. После ее добровольного двухлетнего затворничества: общежитие - работа - общежитие, ни кино, ни танцев, ни знакомств. Умом Рита понимала, что ждать Антона из заключения - бессмысленно. Случившаяся трагедия будет всегда стоять между ними, разделяя и отдаляя друг от друга, пока не произойдет окончательный разрыв. Мужчины не склонны забывать и прощать то, что ранило их самолюбие - особенно измену. Даже ту, что существовала лишь в их воображении, но и она запечатлелась в их мозгах навечно, как картина, написанная несмываемой краской.

Вадим Петрович сделал ей предложение, и она ответила согласием. После более чем скромной свадьбы, - они отметили это событие вдвоем в ресторане, Рита привезла из общежития чемодан и вошла молодой хозяйкой в трехкомнатную квартиру мужа. Через несколько месяцев Рита поняла, что в душе осталась только благодарность, а любовь... Любовь была одна: Антон. Она тайком получала от него письма, в том же почтовом отделении, куда он писал из армии. Тайком отвечала, но не отсылала. Ей претила двойная жизнь как всякому порядочному человеку. Она не могла уйти от Вадима, зная, что разрушит счастье достойного человека. Он постоянно твердил: «Ты моя Муза, ты мой добрый гений», - и неистово писал ночами напролет, и Рита плыла по течению, оставляя все дальше прошлое и не видя будущего. Десять лет - долгий срок...

Прошло пять лет спокойной, небогатой на события, если не считать удачных операций и выхода новых книг Вадима, семейной жизни. Как-то ранним утром Рита вошла в кабинет мужа и увидела, что он спит за письменным столом. Ему пора было на работу, и она тихо, а потом громче позвала его по имени. Он не шевельнулся. Недоброе предчувствие сжало сердце...

Муж умер от инфаркта. Оказалось, что у него есть родная сестра, с которой он долгие годы не поддерживал отношений - из-за ее грубой и алчной натуры, двоюродный брат и куча племянников и племянниц. Рита почувствовала себя чужой и лишней, когда они гурьбой ввалились в квартиру и стали по-хозяйски в ней распоряжаться. Сразу после похорон она собрала свои вещи и попросилась пожить какое-то время к одинокой бабке-соседке. Та, зная ее, с радостью пустила.

Рита отказалась от большей доли наследства, когда сестра покойного мужа подала в суд, и довольствовалась тем, что сочла возможным выделить ей новоиспеченная наследница. Она поселилась в однокомнатной квартире и могла жить, не работая, на приличные проценты от гонораров издаваемых и переиздаваемых книг Вадима. К тому же остались деньги на сберкнижке. Она уволилась с работы и по-прежнему - с небольшим перерывом - отвечала на письма Антона, не отправляя ответы.

Не раз у нее возникала мысль о монастыре, но, не будучи человеком действий, она так и не собралась разузнать, есть ли монастыри, где они находятся и как туда можно попасть. В конце концов, Рита и так умудрялась жить затворницей и вполне смирилась с такой судьбой, робко мечтая лишь об одном: о встрече с Антоном. Была ли это навязчивая идея или смысл существования, она не задумывалась. Увидеть его, хотя бы единственный раз - и можно умереть.

Когда Антон внезапно перестал писать, она поняла: что-то изменилось в его жизни. И ощутила безнадежность своей мечты. Почему она ни разу не ответила ему? Был муж, не хотела и не могла обманывать. Умер, не решилась предать его память. А может, она боялась возврата в прошлое? Привыкла жить несбыточными мечтами, а не реальностью? Отчаяние овладело душой, и она возжаждала убить свою мечту. Никогда она не увидит больше Антона - единственную любовь на этом свете, ибо не посмеет. Она изменит ему - и не раз, и не с одним мужчиной. И Маргарита позвонила по указанному в объявлении телефону.

*    *    *

Горшков быстро шел, почти бежал по тропинке между свежими могильными холмиками, еще не обнесенными оградами и не облагороженными памятниками. Вот и могила Павловой. Будто споткнувшись, он резко остановился. Упав головой на могилу и слегка завалившись на левый бок, лежал мужчина. Горшков мгновенно узнал его.

- Подождите! - жестом остановил шедших за ним людей.

Приблизившись к телу, увидел на виске входное отверстие от пули с запекшейся кровью. Пистолет лежал тут же, на земле: отдача от выстрела вырвала его из мертвой уже руки. Придавленный камнем, белел лист бумаги. Горшков наклонился, поднял его, развернул и прочел: «Я вынес себе приговор. Антон Грозный». Уверенный почерк, четкая подпись.

- Можете начинать, - и он отошел в сторону.

Эксперт и фотограф приступили к работе, следователь обратился к сторожу.

- Вы показали этому мужчине могилу?

- Я, я, кто же еще. Могилки-то пронумерованы, как положено, и список у меня хранится с фамилиями. Чтоб родственники, значит, не перепутали покойников. Был, помню, один случай...

- Подожди, отец, потом расскажешь. Показал ты ему могилу, а дальше что?

- Дальше-то? - сторож подергал кончик сизого носа. - Показал и ушел в свою хибару.

- Сколько времени было?

- Часов нет, непривычный я к ним. Темнело уже. Вскорости зашел он ко мне, открыл бутылку водки, налил, все, как полагается по-людски, и сказал: «Помяни, дед, светлого человека! А я побуду еще там». И ушел. Я, значит, помянул, пожелал царствия небесного и заснул. Водка - не вино, дюже крепкая.

- А утром зачем туда пошли?

- А как же? Я завсегда по утрам обход делаю, а тут еще, грешным делом, подумал: вдруг посетитель оставил каплю на опохмелку. Смотрю, лежит. Ну, думаю, набрался вчера и уснул, горемыка. А как увидел пистолет да рану в голове, как понял, что мертвый он, так и побежал со всех ног к телефону.

- Выстрела, значит, не слышали?

- Спал я, говорю же. Да разве ж мне могло такое подуматься, что он стреляться на кладбище пришел? Сроду такого не видывал и не слыхивал. Жена, наверное...

- Нет,- тихо возразил Горшков. - Любимая женщина...

- Да разве ж есть такая любовь, чтоб стреляться? Раньше была - это точно, - уверенно заявил сторож.

- Товарищ старший следователь, - к Горшкову подошел эксперт. - Вот взгляните, в левом внутреннем кармане пиджака было.

Горшков расправил сложенный вдвое конверт, достал из него телеграфный бланк и прочитал: «Прости и прощай, мой единственный! Я слишком люблю тебя, но душа устала жить прошлым, а будущего нет. Я хочу обрести, наконец, покой. Сегодня я была счастлива, моя мечта все-таки сбылась. Навеки твоя Рита». На конверте была фамилия Антона Лукича и то самое почтовое отделение, где Павлова в течение десяти лет получала письма. Все оказалось именно так, как и предполагал Горшков. Но вместо удовлетворения он испытывал усталость и пустоту в душе. Две жизни, две судьбы так трагически оборвались. А началась трагедия пятнадцать лет назад - из-за пьяного подонка Пронина В. Г. и длилась до сегодняшнего дня, чтобы завершиться смертью последнего из участников. Побольше бы добра и милосердия в мире и людей, способных прощать...

Следствие по делу Павловой Маргариты Сергеевны подошло к концу, и Горшков, потерев пальцем переносицу, приступил к заключению. Он уже дописывал последние строчки, как зазвонил телефон, и в трубке раздался сильно взволнованный и в то же время растерянный голос Дроздова.

- Евгений Алексеич, я из дежурной части КПЗ звоню, тут такое дело скверное... наша подследственная Ли-Чжан... в общем, скандал жуткий... я вас жду...

Горшков еще подержал возле уха трубку, совершенно не представляя, что могло случиться с Ли-Чжан. Может, закатила истерику? Или стала симулировать невменяемость?

Докладывали, что она вела себя относительно спокойно все эти дни. Горшков поднялся из-за стола, с сожалением закрыл папку с незаконченным заключением и убрал ее в сейф. «Сами не могут справиться, что ли», - недовольно буркнул под нос и вышел из кабинета.

В КПЗ царил переполох. Горшков, предъявив удостоверение, поспешил к камере, где содержалась Ли-Чжан. Не доходя нескольких шагов, он вынужден был остановиться: дверь ее камеры распахнулась, и оттуда вынесли носилки, покрытые простыней.

- Что? Что с ней? Приступ? Обморок? - он даже не заметил, что тело закрыто полностью.

- Отравление, - односложно ответил один из санитаров.

Тут Горшков понял, что Ли-Чжан мертва.

- Евгений Алексеич, представляете? - из камеры вышел Дроздов.

- Не представляю, куда смотрит милиция, - хмуро отрезал Горшков.

- А что милиция? - обиженно спросил Сеня. - Мы ж не вездесущие и всевидящие, как Господь-Бог.

- Как это произошло?

- Как говорится, при загадочных обстоятельствах. Кто-то передал ей бутылку минеральной. Сама бутылка и пластмассовый стаканчик обнаружены в камере. От бутылки отлито содержимого как раз столько, сколько входит в стакан. Оба предмета взяты в лабораторию на экспертизу.

- Что значит - кто-то? Здесь проходной двор, что ли?

- Все сотрудники отказываются, в один голос твердят, что они не могли этого сделать, не положено по инструкции, но и посторонних якобы не должно быть.

- Значит, был кто-то. Не с неба же бутылка залетела в камеру. Ну, и порядки у вас, черт бы побрал это разгильдяйство!

- У нас, как и везде, бардак-с, - поддакнул Сеня.- Может, у нее с собой было припасено?

- Сомневаюсь, она не из тех, кто легко расстается с жизнью, скорее - наоборот - цеплялась бы за нее до последнего.

Исследования показали, что порошок опиума был нанесен тонким слоем на внутреннюю поверхность стакана и моментально растворился в загазированной минералке. Чужих отпечатков пальцев ни на бутылке, ни на стакане не было, только Ли-Чжан.

- Думаю, ниточка потянется в притон, - сказал Горшков, грустно глядя на Сеню. - Кто-то опасался, что она слишком много знает и захочет поделиться с нами, в надежде на то, что ей скосят срок за убийство Павловой.

- Вполне резонно, - Дроздов машинально тронул затылок. - За ними должок, и я с удовольствием рассчитался бы - с дивидендами.

- Боюсь, не выйдет. На притоне - вето, - и Горшков угрюмо насупился.

Алма-Ата, 2003-2004.