Гвоздика

Вызванная повесткой, в кабинет вошла Гвоздева - Гвоздика. Не постучав, не поздоровавшись, она с порога спросила.

- По какому делу я вам понадобилась, интересно? - в ее вопросе прозвучал вызов.

- Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, - - вежливо предложил Горшков.

- Могли бы по телефону получить нужную вам информацию. Будто не знаете, сколько у нас работы.

Лидия Ивановна работала секретарем в районном нарсуде. Выше среднего роста, с округлыми плотными формами, выпирающими через темно-бордовый костюм, она выглядела довольно эффектно и, очевидно, сознавая это, вела себя соответственно. Лицо под слегка начесанными рыжеватыми, жесткими на вид волосами - бледная увядающая кожа, узкогубый рот, не тронутый помадой, прямой короткий нос - казалось бы приятным, если бы не мерзлые рыбьи глаза в редких светлых ресницах.

- Лидия Ивановна, вы знали Маргариту Сергеевну Павлову?

- Маргариту? Маргарита... - она, задумавшись, слегка пощипывала мочку правого уха. - А по какому делу она проходила?

- Я не знаю. И почему обязательно по делу?

- Имя знакомое. А как она выглядит?

- Вот, пожалуйста! - и Горшков протянул через стол фото Павловой.

- Вспомнила! - довольная собой, тут же воскликнула Гвоздева. - У меня великолепная память на лица. Это было давненько, может, и десять лет назад. Дело о наследстве, если не ошибаюсь. Она приходила к судье, и я как раз была в кабинете. Она отказалась от большей доли в пользу каких-то родственников, кажется, покойного мужа...

- У вас действительно прекрасная память, - поддакнул Горшков. - «Как все-таки тесен мир!» - А в Доме свиданий вы ее не встречали?

- Что? Где? - ее глаза совсем превратились в ледышки. - В каком доме?

- Лидия Ивановна, отпираться бессмысленно, это не милицейская уловка, а факт, который я могу доказать. Прозвище Гвоздика очень вам к лицу. Я бы добавил, если принять во внимание цвет вашего костюма - махровая гвоздика.

- Разумеется, отпираться я не буду, не девочка. Но попрошу не слишком углубляться в мою личную жизнь. А что, эта женщина тоже посещала Дом?

- Да, - коротко бросил следователь.

- Я ее не встречала. Это точно.

- Скажите, Лидия Ивановна, где вы были вечером в прошлое воскресенье?

- В театре оперы и балета, - незамедлительно ответила она.

- Вы любите оперу?

- Нет, я предпочитаю балет.

- До которого часу вы находились там?

- Мы вышли в двенадцатом...

- Вы были не одна?

- Слава Богу, нет! Мое алиби безупречно, если вы расследуете преступление. Я была с близкой подругой. Она проводила меня до остановки, ее дом в квартале от театра, и я села в автобус.

- Вы живете?..

- На Кремлевской.

- Но именно на этой улице находится гостиница «Восход»!

- Очень удобное для меня обстоятельство.

- В тот вечер вы проходили мимо гостиницы? Когда возвращались домой?

- Я вышла на остановке «Гостиница».

- Это напротив, я знаю. Лидия Ивановна, я задам вам очень важный вопрос, подумайте, прежде чем ответить. Вы случайно не взглянули на окна, на балкон верхнего этажа или на выход?

- Минутку, - она снова пощипала себя за мочку. - Да. Кажется, в третьем окне справа горел свет, но тут же погас.

- Вы уверены?

- Да, - твердо заявила она. - Именно в третьем окне справа.

- А время? Вы не помните, сколько было времени?

- Домой я пришла почти полпервого. Значит, минут десять-пятнадцать первого...

- «Кто бы это мог быть? Ли-Чжан ушла позже всех, полдвенадцатого. А третье окно - в ее комнате. Неужели она возвращалась?» - записывая показания, терялся в догадках Горшков.

- Павлову вы не встречали. Может, кого-то из знакомых женщин?

- Но зачем вам знать? Разве мы несем уголовную ответственность за торговлю товаром повышенного спроса? Хозяйка уверяла, что ее заведение существует на законном основании, - Гвоздева небрежно дымила сигаретой, даже не спросив разрешения закурить.

- Все так. Я не вынуждаю вас фискалить, доносить, клеветать, и вы прекрасно осведомлены о работе органов прокуратуры. Я веду следствие, а не собираю досье о чьем-то моральном облике. Так встречали вы или нет кого-то из знакомых?

- Да, - она гневно дернула плечом. - Знакомого.

- Клиента?

- Думаю, что нет.

- Не понял, - нахмурился Горшков. - Вы хотите сказать, что кроме женщин...

- Именно это я хочу сказать. Порок не есть наше женское преимущество. Этот тип наверняка гомик. А я еще восхищалась пластичностью его тела, страстностью его танца... Я видела, как в тот вечер он входил через черный ход. А раньше встретила его, кажется, с полмесяца назад, в коридоре. Он был размалеван, как последняя шлюха, - Гвоздева резко ткнула сигарету в пепельницу.

- Нельзя ли яснее изложить суть дела? - вежливо поинтересовался Горшков.

- Это Георгий Пышкин, балерон, он танцует в театре оперы и балета. В последнем балете он исполнял две роли: мужскую и женскую, брата и сестру, близнецов. Я еще тогда подумала, что он слишком женственен. И эти длинные темные вьющиеся волосы... Сначала я увидела, как погас свет, а потом, через некоторое время, может, минут пять прошло, возле двери появился Пышкин, оглянулся по сторонам и вошел внутрь.

- Помимо памяти у вас, должно быть, и великолепное зрение, - в его голосе прозвучало легкое недоверие.

- О да! Но у Пышкина совершенно уникальная походка - покачивание бедрами, руки по швам и носки туфель сильно расходятся врозь - вторая балетная позиция. И вообще - я столько раз видела его на сцене! - она вздохнула. - Никогда бы не подумала, что он...

- Не слишком ли поздний визит, как вы думаете? - перебил Горшков ее лирическое отступление.

- Да, я подумала об этом и решила, что он принимает клиентов тайком, минуя хозяйку. А может, у него любовная связь и негде встречаться...

Горшкова шокировала ее откровенность, но он помалкивал, обдумывая услышанное: «Появилось неожиданное лицо. Что это даст? Сообщит ли Пышкин что-либо новое? Уж не Пышка ли его прозвище? Правда, это не цветок. Если погас свет, то кто-то выключил его! Если Пышкин поднялся на второй этаж, он должен был столкнуться с тем, кто сделал это».

- Лидия Ивановна, распишитесь вот здесь.

- А что с этой Павловой? Что-то натворила?

- Нет, она умерла.

- А-а-а, - равнодушно протянула Гвоздева, расписываясь. - Надеюсь, мои свидетельские показания не подлежат оглашению без надобности?

- В соответствии с Законом.

- Закон - что дышло, - скептически резюмировала она и, не мигая, посмотрела в лицо Горшкова мерзлыми глазами.

«Бррр, - поежился он мысленно, - не гвоздика, а гадюка».

*    *    *

Гвоздева окончила юридический институт и несколько лет работала адвокатом, пока не поняла, что выбрала явно не то амплуа. Обвинять, а не защищать - это было бы по ней. Но годы ушли, вместе с ними энергия. Переучиваться было поздно. Когда она познакомилась с Валерием Андреевичем Мошкиным, она посчитала, что ей счастье привалило. Он был мужчиной цыганистого типа - смуглый и черноволосый, всегда подтянутый и аккуратный, с неизменной сигаретой в зубах или в пальцах. Он оказался страстным любовником. Они расписались, и Валерий переехал в ее двухкомнатную квартиру. С год длилось ее счастье. Пока она не поняла окончательно и бесповоротно, что связала свою судьбу с проходимцем.

Выяснилось, что ее супруг был хроническим алкоголиком, неоднократно лечился в наркодиспансере, работая юристом в различных конторах - до очередного запоя. В Институте ему сулили блестящее будущее Плевако. Он был красноречив, как Цицерон, проникал в души людей, присутствовавших на процессах, как великий Актер. Если бы не мать, которая отдала Богу душу незадолго до их знакомства, он давно бы сгинул. Это она стирала и утюжила его рубашки и костюмы, чистила обувь. Жертвуя здоровьем, боролась с его пагубной страстью. Сердце в конце концов не вынесло нагрузки, она умерла. И тут подвернулась Лидия, которая сама полезла в его объятья.

Кончился срок кодирования, и Валерий запил. Это было жуткое зрелище и страшное испытание для утонченной, интеллектуальной натуры Лидии, каковой она себя считала. В квартире царили Содом и Гоморра. Паркет зачернел прожженными окурками пятнами. Мебель, палас, даже телефон также испытали жар горячего пепла. Сколько посуды разбилось, выпав из его трясущихся по утрам рук! Наконец она его выгнала. Он пропил все материно наследство - деньги, вещи, вернувшись в ее квартиру, откуда не выписывался. Оставшись на мели, он неделю преследовал Лидию - преданно и умоляюще глядя проникающим в душу взглядом черных чудных глаз. На коленях ползал, прося прощение.

И она сдалась, не в силах забыть его горячее тело, его пылкую страсть, дарящую наслаждение. Валерий вернулся и засуетился, стараясь хоть как-то уничтожить следы своего запоя; скреб мебель и паркет, покрывая лаком. У Лидии душа радовалась, глядя на него. Но недолго. Он снова запил. Теперь он всячески лгал и изворачивался, находя десятки причин и поводов - то друзья, то получка, то гонорар. Правда, с утра не пил, ходил на работу. Он стал красть у нее деньги, потом вещи и пропивать. Она не прощала, но из последних сил надеялась, что он опомнится и прекратит это скотское существование.

Наконец она возненавидела его, и наступил окончательный разрыв. Лидия тайно оформила развод, спровоцировала его, пьяного, на кражу собственных золотых колец и вызвала милицию. Его поймали с поличным. На пять лет Лидия осталась наедине с «приятными» воспоминаниями. А возраст стремительно и неуклонно приближался к пятидесяти. Мужчин она возненавидела из-за Валерия лютой ненавистью. Но он разбудил в ней женщину - жадную до плотских радостей, из-за чего и оказалась Лидия в Доме свиданий и стала Гвоздикой. «И правда, что махровая... дрянь!» -закончила она свой экскурс в прошлое во время пешей прогулки в нарсуд.

Георгин

- Гражданка Зилова, почему вы скрыли факт пребывания в вашем заведении Георгия Пышкина?

- Но речь шла о женщинах! - ничуть не смутившись, возразила хозяйка. - И потом он недавно у нас и… в тот вечер его не было.

- И что, Пышкин тоже пришел по объявлению? - поинтересовался следователь.

- Нет, он ведь не женщина! - упорно подчеркнула Зилова, непонятно зачем. - Мне порекомендовал его один из постоянных клиентов, заверив, что тот без работы не останется да и вы, дескать, внакладе не будете, надо шагать в ногу со временем и даже опережать! - она усмехнулась криво. - Оказывается, для себя старался...

- А прозвище? Уж не Пышка ли?

Зилова глянула на него с недоумением: чего, мол, разыгрался.

- С чего вы взяли? Пышка - женского рода. Я назвала его Георгин.

«Во, дубина-простофиля! Чего тут проще: Георгий - Георгин. Ребенок бы сообразил», - укорил себя Горшков за недогадливость.

- Говорите, в тот вечер его не было?

- Не было заказа, и его не должно было быть, - категорично высказалась Зилова.

- Оказывается, нарушаются ваши правила, Матильда Матвеевна, - не без злорадства заметил Горшков. - Есть свидетельница, видевшая Пышкина входившим через заднюю дверь.

- Ну, что ж, люди - не ангелы, не зря их погнали из рая. Но его посещение могло носить безобидный характер, например, забыл какую-нибудь вещь в своем номере. Такое случалось.

- Это в первом часу ночи? - скептически вопросил Горшков и потер переносицу.

- Так поздно? Это меняет дело. Боюсь, он обводил меня вокруг пальца и моими деньгами отягощал свой карман, - она посуровела лицом, а ее взгляд приобрел злобное выражение.

- Это будет трудно доказать, - Горшков скрыл невольную улыбку. - «Жадна ты, однако, матушка Мат-Мат».

- Ничего, я с ним разберусь, птичка-бабочка-балерина. Кто бы подумал, весь из себя такой обходительный, без мыла влезет в... - она осеклась. - Извините!

- Так что, гражданка Зилова, если вы что-то еще скрыли от следствия, лучше давайте покончим с этим сегодня.

- Нет! Нет! Больше ничего. Я просто не подумала, я же не знала, что он был в Доме в это ужасное воскресенье, - ее лицо пошло пятнами от гнева на Пышкина.

*    *    *

В кабинет Горшкова легкой танцующей - во второй балетной позиции, вспомнил следователь, походкой вошел Пышкин. Высокого роста, стройный, изящный, он производил бы недурное впечатление, если бы ни приспущенные тяжелые веки и жеманно поджатые, явно тронутые помадой губы.

- Присаживайтесь, Георгий Свиридович! - пригласил Горшков. - «Эк, ты опустился, Евгений Алексеич, перед «голубым» расшаркиваешься».

- А в чем дело, товарищ? - он стрельнул в следователя взглядом и потупился, как красна девица.

- Дело в том, что мне необходимо задать вам два-три вопроса. Что вы делали двадцать первого сентября, в воскресенье, после полуночи, примерно, в четверть первого, в гостинице «Восход»?

- А что, людям возбраняется заходить в гостиницу?

- Гражданин Пышкин, мы с вами не по-приятельски беседуем. Я веду официальный опрос свидетелей по уголовному делу.

- Но я ни в чем не замешан! - выкрикнул Пышкин фальцетом. - А кто вам сказал, что я был там в это время?

- Вы узнаете позже, я зачитаю вам показания свидетельницы. Итак, были вы или не были?

- Был, был, куда от вас денешься! - ворчливо ответил Пышкин.

- Что вы там делали в такой поздний час?

- А вы не догадываетесь? - он кокетливо улыбнулся.

«Фу, гадость какая! Хуже проститутки. А еще мужчина!» - с досадой подумал Горшков.

- Отвечайте на вопрос.

- Я пришел на свидание.

- В Дом свиданий?

Пышкин картинно приподнял выщипанные брови.

- О-о-о! Вы и об этом знаете? Нет ничего тайного, что можно было бы скрыть от милиции, - он вдруг улыбнулся: доверчиво и простодушно. - Вы имеете что-то против... моих наклонностей?

- Это ваше личное дело, - отрезал Горшков. - Меня интересует вот что. По свидетельским показаниям, на этаже была одна из служащих или кто-то из клиентов. Вспомните, видели вы или, может, встретили кого-то на лестнице или в коридоре?

- И только-то? Ах! - он типично женским жестом поправил прическу - длинные до плеч кудри. -- Ну, не то, чтобы встретил, а, к счастью, наоборот - избежал встречи...

- С кем? - Горшкова охватило нетерпение.

- Но я не знаю! Было темно.

- Расскажите подробнее, Георгий Свиридович. Постарайтесь вспомнить мельчайшие подробности. Это очень важно, - тон его был почти просящим. - «А что делать?» - Вы вошли...

- Да, я открыл дверь, вошел, направился к лестнице и вдруг услышал, что кто-то спускается сверху. Мне совсем не улыбалось встретить хозяйку. Она одна могла задержаться так поздно. Короче, я моментально нырнул под лестницу, благо там темно, и присел на корточки в самом низу, прижавшись к стене. Это явно была женщина, я узнал запах духов.

- Вы не видели ее?

- Увы, нет! Если бы я знал, что это может понадобиться, я бы кинулся ей навстречу! - пылко продекламировал он.

- А духи? Что-то необычное?

- Ну, еще бы! Единицы из женщин имеют возможность душиться французскими духами «Нина Ричча». Одна из них - моя партнерша в театре. Меня тошнит от этого запаха, и я узнаю его из тысячи других!

- Что ж, это существенная деталь. Но еще - хоть что-нибудь! Может, рост?

- Я ведь не смотрел в ту сторону. Но… судя по тени на стене, она довольно высокая, примерно, с меня.

«Этого еще не хватало! - возмутился Горшков. - Высокая только Лилия. Пользуется ли она этими духами? Час от часу нелегче».

- А когда вы поднялись, ничего и никого больше не видели? Кстати, когда пришел ваш друг или подруга?

- Он ожидал на улице. Я зажег свет, и он поднялся ко мне.

- У меня все, Георгий Свиридович. Надеюсь, вы сообщили мне то, что было на самом деле.

- Упаси меня Бог солгать. Никому не пожелаю иметь дело с карающими органами.

*    *    *

- Лилия Эрнестовна, извините за беспокойство, Горшков из прокуратуры.

- Слушаю вас, - не очень приветливо сказала Лилия.

- Забыл задать вам один вопрос. Какими духами вы пользуетесь?

- Самыми лучшими, разумеется. А что?

- «Нина Риччо»? - он намеренно исказил знаменитую фамилию.

- О, да вы никак разбираетесь в женской парфюмерии? Похвально, товарищ следователь! Да, именно этими духами. Только, умоляю вас, не Риччо, а Ричча. Не надо коверкать прекрасный благозвучный французский язык!

- Учту ваше замечание на будущее, - мягко согласился Горшков. - А зачем, Лилия Эрнестовна, вы возвратились в то воскресенье в Дом свиданий?

- Что-о-о? У вас неверные сведения. Я не одна в городе пользуюсь духами «Нина Ричча». Если вы на этом основании сделали такой поразительный вывод! - она явно насмехалась.

- У меня есть свидетель.

- Да? Устройте очную ставку, и я плюну ему в физиономию. Я была о вас лучшего мнения, - и она бросила трубку.

«Нет, это не она. В ее голосе - одна издевка и ни малейшего испуга. Тогда кто? Ли-Чжан маленького роста. Но если Пышкин сидел на корточках, ему могло показаться, что женщина выше, чем на самом деле. И тень увеличивает размеры... Какими духами пользуется китаянка?»

*    *    *

Георгия обесчестили в тюремной камере. Едва он переступил порог, кто-то громко свистнул и восторженно завопил.

- А вот и дамочка пожаловала! - и ернически: - Как твоё фамилиё?

Георгий испуганно замер и вздрогнул от заскрежетавшего за спиной замка.

- Пышкин, - робко ответил он.

- Охо-хо-хо! - залилась вся камера громовым хохотом.

- Ну, уморил, ну, потешил, - сказал тот же голос с верхних нар. - Ги де Мопассан? Как же, как же! Читали в детском садике.

Проснулся Георгий козлом, петухом, крысой с кличкой Пышка, прилипшей мгновенно и намертво на все три года лагерей. Отныне в камере место его было возле параши. А в зоне им как хотели, так и помыкали «мужики». Трусливый и женственный, Георгий свыкся постепенно со своей печальной и постыдной участью и научился даже извлекать из этого пользу, пристраиваясь в любовники к авторитету в зоне.

Один из авторитетов и нашел его после освобождения и впился в беднягу, как клещ. Не только сам пользовался, но и клиентов пощедрее подыскивал в качестве сутенера. Слабохарактерный Пышкин и не думал сопротивляться, мечтая иногда, чтобы его благодетель подох какой-нибудь мучительной смертью, например, от рака. Забывался он лишь в танце, невесомо паря по сцене, проживая не одну чужую жизнь. Остальное время - прозябание в однокомнатной конуре - без жены, без детей, без друзей, один, как перст. А возраст неуклонно приближался к тридцати. Георгий старался не думать о будущем: балерон на пенсии - это что-то ужасное.