Фиалка

Елена Михайловна предпочла назначить встречу в ресторане, мило проворковав: - Заодно и поужинаем.

«Почему нет? - подумал Горшков, приводя себя в порядок перед зеркалом возле гардероба. - Заодно и пообедаем». Он вышел из здания прокуратуры и направился пешком в центр - к ресторану «Славяна».

Елена Михайловна уже ждала его в холле, непринужденно облокотившись на перегородку, за которой сидел пожилой гардеробщик. Уверенно, как завсегдатай, повела его к небольшой нише, где стоял столик для двоих. Они уселись друг против друга, женщина взяла меню.

- Не возражаете?

- Ради бога. Я после вас.

- А я не могу сделать заказ на двоих? - кокетливо улыбаясь, спросила она.

- Боюсь, у меня не такой изысканный вкус, как у вас, и не слишком широкие финансовые возможности, - отшутился Горшков и чуть строже добавил: - К тому же у нас не свидание, а почти официальная встреча.

- Ну, что ж, как вам угодно, - и она сделала заказ только для себя.

Горшков довольствовался вторым блюдом и бутылкой минеральной.

- Жаль эту женщину, правда? - аккуратно промокнув салфеткой рот, сказала Елена Михайловна. - Я как-то мельком видела ее, когда она входила в третий номер.

Красивая, хотя, на мой взгляд, слишком грустная. Мужики, наверное, за ней увивались. Жаль, жаль.

По лицу, однако, нельзя было сказать, что она и вправду жалела совершенно незнакомого ей человека. Оно было округлым - с узким лбом, на котором живописно размещались черные кудряшки, ниточками выщипанных бровей, правильной формы носом с едва заметной горбинкой и красиво изогнутым пухлым ртом гурманки и сладострастницы. Выделялись на нем глубокие, темные, бархатные глаза, изредка мерцавшие фиолетовой искрой. Эта женщина могла быть любой национальности, и лишь легкая, милая картавинка выдавала ее еврейское происхождение. Вся она - с ног, обутых в изящные лакированные лодочки, до ногтей, покрытых сиреневым, в тон платью лаком, - была ухожена как великосветская дама или высокооплачиваемая содержанка.

- Елена Михайловна, позвольте вопрос?

- Ну, разумеется. Ведь мы и встретились для этой цели, не так ли? - она сощурилась не без лукавства.

- Умершую вы видели мельком. А остальных? Может, вы знаете кого-то из тех, кто собирался вчера в кабинете Матильды Матвеевны?

Он уловил мгновенное замешательство на ее лице: будто тень промелькнула. И тут же - кокетливая улыбка, быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц.

- Ну, что вы! Это женщины не моего круга.

- У вас есть свой круг?

- О да! Жены генералов, майоров, полковников...

«Да, эта пташка высокого полета», - с иронией констатировал Горшков.

- Простите за нескромный вопрос: надо полагать, вы материально обеспечены?

- Ну, еще бы! - она усмехнулась с некоторой высокомерностью. - Если старик обладает таким сокровищем, как я, он должен быть щедрым. Чем, как ни щедростью, можно компенсировать отсутствие мужских достоинств?

«Значит, высокооплачиваемая содержанка, праздная и готовая от скуки на любые авантюры», - подумал Горшков и спросил.

- Значит, не нужда вас привела в Дом свиданий?

- Значит, нет, - она откровенно насмехалась. - Меня привела скука, ну, и поиски мужских достоинств...

«И порочные наклонности, - мысленно добавил Горшков. - Почему она замешкалась с ответом? Либо она кого-то знает, но не хочет, чтобы о знакомстве узнал я. Либо кого-то увидела неожиданно, не зная, что они посещают одно место. В любом случае кроется тайна, которую она не выдаст. Разве только обнаружится случайно. Но кто это мог быть? С кем и где пересеклись ее пути? Кроме Лилии почему-то никто не приходит в голову. Но где они могли познакомиться?»

- Елена Михайловна, вы не курите? - вдруг спросил он.

- Не-ет, - она опять слегка замешкалась с ответом, бросила на него подозрительный взгляд и спросила: - А что?

- Да так, - добродушно улыбнулся он. - Красивой женщине даже курение идет. Ну, и от скуки...

- Разве что, - она кокетливо склонила голову к левому плечу. - Может, угостите сигареткой?

- Увы, - он развел руками, - никогда не курил.

Он шел домой, и какая-то неуловимая мысль сверлила голову: что-то в этой женщине было не так, особенно это проявилось, когда они вышли из ресторана, и Горшков стал ловить такси для Филиковой. Он с удивлением заметил, как лихорадочно заблестели ее глаза, как она беспрестанно облизывала сохнущий рот, а руки нервно теребили сумочку. Наконец она с явным облегчением уселась в свободное такси и даже изобразила подобие любезной улыбки на прощание.

«Черт возьми, может, она психопатка и была на грани истерики? Но почему? Неужели мой последний вопрос привел ее в такое состояние?» Из дома он позвонил Дроздову.

- Извини, что беспокою. Планы слегка изменились. Кроме Незабудки, тебя в лицо никто не знает, так?

- Та-ак, - удивленно протянул Сеня.

- Ты на кладбище не выпячивайся, а находись в тени, изображай любопытного прохожего, и глаз не спускай с Розы. Есть у меня подозрение, что не только сигаретами она торгует возле рынка. И не это ее основное занятие. Ты должен проследить за ней и, если повезет, выследить, где она бывает вечерами и чем занимается. Справишься один?

- Постараюсь, Евгений Алексеич, - бодрым голосом заявил Сеня.

- Будь осторожен. Пока!

Ромашка

На кладбище было тихо и безлюдно, шелестели от ветра деревья и бумажные венки. Жалкая кучка женщин окружала вырытую могилу. Горшков переводил взгляд с одного лица на другое. Лилия стояла поодаль с бесстрастным лицом, подняв воротник черного плаща. Зилова усиленно терла глаза кружевным платочком, безуспешно пытаясь выдавить слезы. Мимоза, будто озябнув, прижала руки к груди, глаза ее влажно блестели. Роза стояла у самого края могилы и неотрывно смотрела на лицо покойной с каким-то странным выражением любопытства и страха. Чего она боялась? Что покойная воскреснет? Уличит ее в чем-то? Лишь Христина беззвучно рыдала и не скрывала скорби.

Гвоздевой и Пышкина не было. Боковым зрением Горшков увидел, как за спинами женщин прошел Сеня, как старательно он избегал попасться на глаза Незабудке, хотя та упорно глядела в землю. Слишком бесстрастной казалась Лилия! Слишком любопытной выглядела Роза! Сотрудник похоронного бюро уже заколачивал крышку гроба, когда вперед выступила Ромашка - Раиса Максимовна Шкаликова, вспомнил Горшков и еще раз поразился меткости и точности прозвищ. «Как мазки художника!» - восхитился он. На слегка обрюзглом лице поэтессы пятнами цвел румянец.

- Я хочу прочитать стих. Нехорошо, когда человека хоронят молчком, - она пошатнулась.

Тут всё поняли, что женщина пьяна и еле держится на ногах. Но никто не решился ее как-то удержать, потому что по-человечески она была права. Кое-кто стыдливо опустил голову. Христина перестала рыдать и с надеждой и благодарностью смотрела на Ромашку.

- Однажды, может, год, а может, два назад, эта женщина спасла мне жизнь. Я возвращалась поздно вечером от друзей, была немного пьяна, и два подонка, угрожая мне ножом, пытались ограбить меня. Когда они обшарили мою сумку и меня всю, они страшно разозлились, ничего не найдя, и, наверное, ударили бы меня ножом. Я не могла сопротивляться, один держал мне руки за спиной, а кричать я боялась. Не знаю, откуда она появилась на той глухой улице. Она подошла, достала из сумочки пачку денег и сказала: «Это все, что у меня есть. Отпустите эту женщину и уходите. Я ничего не видела и не узнаю вас». Один из них выхватил деньги, и они убежали, прихватив с собой мой кошелок с трешкой. Я запомнила ее лицо - это была она, - и Ромашка кивнула в сторону гроба. Я больше никогда не встречала ее, и вдруг она мертва. Я сейчас только сочинила: Благодарность не знает предела. И покойной скажу я: - Прости, что тебе я помочь не сумела, не сумела от смерти спасти.

Горшков едва успел подхватить Ромашку, иначе она упала бы в вырытую могилу. Женщина вцепилась в него и зарыдала в голос. Послышались всхлипы и рыдания остальных женщин, по крышке гроба застучали комья твердой земли. Тихо и молча все разошлись. Горшков, крепко держа Ромашку под руку, тоже направился к воротам. Не думал, не гадал, что свалится на него такая обуза: пьяная женщина.

- Где вы живете?

Она, еле шевеля языком, назвала адрес и совсем отяжелела, видимо, ее развезло. Пришлось остановить машину. Чуть не волоком он поднял ее на третий этаж, позвонил в дверь. Никто не открывал.

- Раиса Максимовна, у вас дома кто-нибудь есть?

Она посмотрела на него мутным бессмысленным взором.

- А ты кто такой?

- Я ваш почитатель.

- А-а-а. Это ты меня напоил, что ли?

- Я вас домой проводил. Никто не открывает.

- Некому открывать. Ключ у меня в сумке, сам открой. Спать хочу...

Отпустив ее, он пошарил в старой ободранной сумке, нашел ключ, вставил в замочную скважину и услышал за спиной глухой удар. Он резко обернулся: Ромашка, привалившись к стене, в раскорячку сидела на полу.

- О, черт, - ругнулся он и открыл дверь.

- Рюмашка, ты? Шалава шатучая... - раздался громкий низкий голос.

Горшков с трудом втащил женщину в квартиру, закрыл за собой дверь, прошел через узкий коридор в кухню, откуда шел голос. В инвалидной коляске сидела женщина, очень похожая на Ромашку, но моложе.

- А ты кто такой? - грубо рявкнула она. - Грабитель, что ли?

- Я Раису Максимовну привел, она немного пьяна.,.

Раздался смех, напоминающий хрюканье.

- Благодетель какой! Да Рюмашка - алкашка и всегда пьяна. Только на блядки трезвая ходит, там деньги платят.

- А вы кто будете? - Горшков вдруг оробел, чего с ним давненько не бывало; разве когда прокурор распекал.

- Сестра я, погодки мы, Риммой меня звать, - ее тон показался почти любезным. - Поди, валяется на полу? Там раскладушка в коридоре, бросьте ее туда...

- А вы как же? - по неподвижности нижней части туловища он понял, что женщина парализована.

- Нам не привыкать горе мыкать, - она сделала ударение на последнем слоге.

Горшков уложил Ромашку на раскладушку, укрыл стареньким прохудившимся пледом. В квартире царила нищета. Он вернулся в кухню, осторожно присел на шаткую табуретку.

- Люблю я ее, непутевую, одна она у меня, и за отца, и за мать. Мать родила нас незнамо от кого, а как поняла, что я инвалид, так и сбежала, бросила нас обеих. Спасибо добрым людям, определили нас в казенные учреждения, а квартиру эту сохранили за нами до совершеннолетия. У Райки талант оказался, стихи она стала сочинять, печатали их, а как книжку выпустила, деньги большие за нее получила, так и забрала меня из Дома инвалидов, оформила опекунство. Хорошо мы с ней поначалу жили, а потом стали возле нее людишки какие-то тереться, в один голос хвалят, галдят наперебой, а она, добрая душа, и расстилается перед ними. Все, что в холодильнике есть, на стол тащит и за бутылками сама бегает. А они, твари поганые, нажрутся, напьются, иногда и наблюют тут же, иногда и обматерят ее за хлеб-соль. Сколько раз я ей говорила, гони ты этих прохвостов в шею, нет, ничего слушать не хотела. Лестью они ее за горло брали. А я видела, с каким презрением они смотрят на Райку, когда она не видела. И работа была, и книги были, да пропила она, видать, свой талант, разменяла, как рубль на копейки, да и пустила по ветру. Слишком добрая она, слишком доверчивая, вот и пользовались ей все кому не лень. Попользуются, пока она при деньгах, и в сторону, когда деньги кончатся. Пиявки проклятые. А теперь вот ходит, как нищенка, по редакциям, сует свои давнишние стишки. На мою пенсию, почитай, и живем только, - Римма с привычной горечью вздохнула. - А все равно не бросает она меня, так и ухаживает, как за дитём малым. Эх, Рюмашка моя непутевая, опять налакалась где-то...

Неловко и неуютно чувствовал себя Горшков в убогом жилище, где когда-то царила Поэзия, а теперь - нищета. В горле застрял комок, и он с трудом выдавил из себя, вытолкнул слова еле-еле.

- До свиданья. Мне пора.

- Спасибо, что довел сестренку. Иди с Богом! Я закрою.

Он торопливо вышел из кухни, поднял с пола сумку Ромашки, сунул в нее все деньги, которые были в кармане пиджака, вышел из квартиры и бесшумно затворил за собой дверь.

Дроздов

Дроздов долго слонялся по рынку, то появляясь, то исчезая, стараясь не мозолить глаза Розе, торговавшей сигаретами и жевательными резинками. Он заметил, что некоторым покупателям она достает жвачку из кармана фартука и, получая крупные купюры, долго отсчитывает сдачу рублями и трешками. Ничего подозрительного в этом не было. Для постоянных клиентов могли быть более качественные жвачки из капстран, обычным покупателям продавалось обычное дерьмо из соцстран. Ну, а крупные купюры обожали все торгаши, чтобы потом с шиком тратить их в барах и ресторанах и кое-где еще, например, в Доме свиданий. Наконец Роза посмотрела на крошечные часики-медальон, собрала товар в сумку, вышла к обочине и мгновенно остановила такси. Дроздов сел в следующее и последовал за ней.

Женщина вышла у небольшого, но добротного на вид особнячка в районе частных домов. Дроздов остановил такси через три дома и, чтобы не привлекать внимание, зашел во двор. Уже начало темнеть, когда стукнула калитка особнячка, и появилась Роза. Ему показалось, что она бегло глянула по сторонам, и быстрым мелким шагом пошла по асфальтированной дороге. Через десять минут она остановилась у входа в кафе, освещенное фонарями, снова бегло оглянулась и вошла внутрь. Дроздов не спеша проследовал туда же.

Кафе называлось «Мираж», в нем была китайская кухня. Миновав небольшой холл, Сеня раздвинул бамбуковые занавеси и шагнул через порог в уютный, с маленькими круглыми столиками, на которых по-домашнему светились ночники под разноцветными колпачками, зал. Он сделал вид, что ищет свободный столик, на самом деле выглядывая Розу. Она стояла в углу возле высокой стойки и оживленно разговаривала с барменом. В этот момент перед Дроздовым возник низкорослый пожилой китаец и, широко, радушно улыбаясь, сказал.

- Добро пожаловать в наш «Мираж». Вы один или с дамой? Выпить, закусить?

- Для начала я познакомлюсь с напитками в баре, можно? - нарочито развязно ответил он.

- Пожалуйста, пожалуйста! - метрдотель посторонился.

Дроздов прошел в угол, уселся на высокий табурет.

- Что желаете? - мгновенно возник перед ним бармен, покинув Розу.

Она не уходила.

- Водки со льдом.

Размешивая соломинкой лед, чтобы разбавить крепкую рисовую водку, он краем глаза поглядывал в сторону беседующих. Роза что-то тихо сказала бармену, после чего он достал откуда-то снизу маленький блестящий предмет - может, ключ? - и отдал ей. Роза улыбнулась, обогнула стойку и вошла в небольшую дверь в задней стене бара.

Дроздов рассчитался и направился к свободному столику рядом с баром. Усевшись так, чтобы видеть дверь, он сделал заказ мгновенно возникшему официанту. Также мгновенно все появилось перед ним. Арсений медленно потягивал из круглой фаянсовой чашечки горячее саке и наблюдал за дверью.

Один за другим, с некоторыми интервалами во времени, стараясь остаться незамеченными для остальных посетителей кафе, в нее ныряли вполне прилично одетые мужчины.

«Интересно, уж не бордель ли здесь с китаянками? Одни мужики идут косяком. И бармен вроде не замечает... Как же и мне пройти? - задумался он. - Если бармен помалкивает, значит, эти люди не первый раз приходят. Неизвестно, как он прореагирует на меня». Он все сидел в нерешительности, когда бамбуковые занавеси раздвинулись, и порог переступила невысокая, ладно скроенная женщина в вечернем туалете. «Ба, да никак генеральская жена пожаловала! Случайно забрела от скуки или явилась на свидание? Вот уж поистине приятная неожиданность! То-то порадуется Евгений Алексеич. Это куда же ты, лебедушка, поплыла? - у Дроздова глаза на лоб полезли, когда Фиалка уверенным шагом двинулась к бару, обогнула стойку и мгновенно скрылась за таинственной дверью.- Ну, теперь уж я непременно должен попасть туда».

В этот момент бармен взял металлическое ведерко с торчащими из него щипцами для льда и, выйдя из-за стойки, срезал по косой зал, раздвинул тяжелые портьеры, за которыми, по-видимому, была кухня, и исчез. Через несколько секунд Дроздова за столиком уже не было, на скатерти остались деньги.

В конце короткого коридора виднелась еще дверь. Дроздов дернул за ручку и оказался на верху каменной лестницы, ведущей, по всей вероятности, в подвал. «Что-то не похоже на нумера, - подумалось мельком. - Может, секта?» Он осторожно спускался по ступенькам в кромешной тьме. Тянуло сыростью и холодом. «Туда ли я попал? Может, где-то в стене есть потайная дверь?» Наконец впереди забрезжил свет. Лестница кончилась, перед ним снова был коридор с дверью в конце. Когда Арсений подошел к ней, то слева оказалась еще одна, слегка приоткрытая дверь. Сначала он осмотрел ту, что была прямо перед ним. Она была массивная, стальная, без единого отверстия и открывалась скорее всего только изнутри, хотя возможен был какой-нибудь тайный замок, вроде небольшой пластины, под которой кнопка или нечто подобное. Хотя на вид дверь казалось цельной - из одного листа. Справа на косяке виднелся звонок в виде клавиши. «Это уже кое-что, - подумал Сеня, - хотя воспользоваться им нельзя. У них наверняка есть особый сигнал: один короткий, один длинный или наоборот. Та-ак, здесь ловить нечего, заглянем в другую дверь...»

За другой дверью находился винный склад. Множество ящиков и коробок занимали почти все пространство подвального помещения. Прикрывая за собой дверь, Дроздов думал, что окажется в полной темноте, но ошибся. Откуда-то сбоку проникал слабый желтоватый, будто от свечей, свет. Между ящиками к источнику света был узкий проход.

Сеня, скользя, как ящерица, двинулся по нему. В стене на уровне его лица желтело небольшое - размером, примерно, десять на десять сантиметров - окошечко. Сеня обо что-то споткнулся. Наклонившись, он нащупал возле стены маленькую скамеечку. «Э-э-э, да здесь какой-то коротышка подглядывает внутрь», - догадался он и приник к стеклу.

Там действительно горели свечи, вились дымки. Прямо на полу на цыновках сидели и лежали в разных позах люди: полураздетые и совершенно голые, с кальянами, с трубками и с сигаретами. Глаза начали привыкать к полумраку за окошком, и он стал различать мужчин и женщин. Роза, зажав в зубах трубку, сидела за низким столиком и набивала кальян. Она была одета в кимоно и выглядела очень соблазнительно. Фиалку он сначала не нашел, прикрыл глаза, а когда открыл, то увидел, как от стены поднялся голый мужчина и направился в затемненный угол, опустился на колени и потянул к себе чье-то тело. Дроздов скрипнул зубами от бешенства и отвращения, когда понял, чье. «Увидел бы ее сейчас муж, в этом непотребном виде, в этом притоне мертвецов», - он едва глянул в окошко, как сразу догадался, что за ним притон курильщиков опиума. Бесшумно ступая, он двинулся обратно к двери, открыл ее, ступил на порог - из тьмы на свет, и перед глазами взорвался огненный шар.

*    *    *

- Стоп! Вон там еще один кандидат в депутаты валяется, - молоденький милиционер резво выскочил из кабины «воронка». - Пошли, поможешь!

Шофер нехотя слез с сиденья. Освещая путь фонариком, они зашли в подворотню, где ничком лежал мужчина.

- Ишь, назюзюкался, - ворчливо приговаривал молодой, присматриваясь, как удобнее взять пьяного за шиворот.

Дроздов, а это был он, очнулся от резкого визга тормозов и, тупо соображая, слушал молодой веселый голос. Он ощущал пронизывающий холод и давящую тяжесть в затылке. Глаза не хотели открываться. По нему шарили чьи-то руки, он пытался пошевелить языком и что-нибудь сказать, но его схватили за плечи и резко встряхнули. И снова - взорвался шар.

- Такой молодой, прилично одетый, а уже алкоголик, - осуждающе приговаривала пожилая женщина-врач, выбривая волосы на затылочной части головы, обмывая перекисью водорода небольшую рану, смазывая ее темно-бурой жидкостью. Наложив тампон, аккуратно перебинтовала голову, сделала обезболивающий укол, добавив кубик димедрола. - Проснется здоровым.

Дроздов открыл затуманенные сном глаза, обвел взглядом белый потолок, белые стены, ряд заправленных серыми в белых конвертах одеялами кроватей. «Где это я? - он ощупал забинтованную голову. - Ранен или избит? Вроде больница. Но почему я один в палате?» - он ровным счетом ничего не помнил. Попытался сесть - получилось, хотя сильно кружилась голова. Встал и, слегка пошатываясь, подошел к двери, дернул за ручку: в мозгах что-то вспыхнуло. Дверь была заперта. Прямо перед лицом - четырехугольная, как в КПЗ, «кормушка». И вдруг - он ясно увидел желтое окошечко, свечи, дым, полуголых мужчин... - и заколотил кулаками в дверь.

Время шло к одиннадцати, а Дроздов не появлялся на работе и не звонил. Домашний телефон тоже не отвечал. Горшков начал беспокоиться, не зная, что предпринять.

В эту минуту зазвонил телефон, и он поспешно схватил трубку: «Ну, наконец-то!» Но это был не Дроздов.

- Прокуратура? - спросил низкий мужской голос.

- Да, да, - подтвердил он.

- Кто у телефона?

- Старший следователь Горшков.

- Смотри-ка, не соврал, - куда-то в сторону сказал мужчина.

- А в чем дело? Откуда вы звоните?

- Из городского медвытрезвителя. Тут один наш клиент назвался оперуполномоченным уголовного розыска Дроздовым, а документов при нем нет. Мы думали, алкаш, а он, оказывается, сыщик.

- Я сейчас подъеду, - Горшков бросил трубку и помчался вниз, к машине. - «Что за шутки?»

Когда Арсений изложил все подробности своего приключения, Горшков озабоченно нахмурился.

- Вот тебе и простенькое дельце. Человека уже похоронили, а мы до сих нор не знаем, самоубийство или убийство с целью ограбления. Кольца-то нет, - размышлял Горшков вслух,

- Неужели из-за кольца?

- Из-за десятки убивают. А кольцо старинное, значит, антиквариат, значит, большие деньги стоит. Погоди! Ты сказал, бармен что-то передал Розе? Напряги память, Сеня, может, не ключ это был, а кольцо? Куда она положила эту вещь?

Сеня подумал, поводил пальцем по столу.

- Мне показалось, она сунула предмет в левую руку, в кулак, и зажала...

- Вполне могло быть кольцо, жаль, что не разглядел. Какая необходимость перекладывать ключ из правой руки в левую? Роза - не левша. А притон этот придется потревожить, будем спасать генеральскую жену. Кстати, и протокол ей надо подписать. Ну, а относительно того, кто тебя по головке погладил, есть догадки?

- Любопытной Варваре... Опиум - это вам не шутки, гражданин следователь. Кто-то шел за мной следом, выбрал момент и - тюк! - Сеня бодрился, но вид у него был довольно жалкий.

- Могли убить.

- Наверное, решили, что случайный человек, увидел красивую женщину, пошел за ней... На первый раз предупредили, а на второй... Прикончат без церемоний. А потом несведущий человек, заглянув в то самое окошко, мог и не понять, что за ним: может, просто свальный грех.

- А кальяны?

- Для экзотики. А в них - обычный табак.

- Ищи дураков, нынче все грамотные. Итак, вплотную приступаем к «восточной загадке».