На беседу с Немовой Горшков отправился в институт.

- Чем обязана? - низкорослая, как все горбуны,  женщина в белом халате задала вопрос сразу, едва старший следователь предъявил ей удостоверение.

У Немовой был небольшой отдельный кабинет в глубине помещения лаборатории.

- Я бы хотел побеседовать с вами об Еве Яковой.

- О Еве? А что с ней? - ни малейшей тревоги не слышалось в голосе женщины.

- Об этом немного позже. Какие между вами отношения?  Родственные? Дружеские?

- Я обязана отвечать?

- Думаю, да. Если вам небезразлична дальнейшая судьба племянницы.

Немова закурила, помолчала, сощурясь, бросила мгновенный острый взгляд на Горшкова.

- Хорошо, я отвечу. У Евы в тринадцать лет произошла психическая травма: отчим принудил ее к сожительству. Вскоре умерла моя сестра, перед смертью рассказав о трагедии, произошедшей на ее глазах, что отчасти способствовало ее преждевременной кончине. Попросила меня забрать девочку к себе. Я попыталась, но этот зверь меня прогнал. К счастью, он повесился. Я забрала Еву. Мы неплохо ладили с ней. После школы она окончила библиотекарский техникум, я устроила ее сюда, чтобы присматривать за ней. Но она вела себя очень скромно, парней и мужчин близко к себе не подпускала.

С полгода, как я стала замечать, что мое общество ей в тягость, ведь мы жили в одной комнате. Я нашла ей по соседству однокомнатную квартиру, хозяева которой уехали на три года зарубеж и сдали ее в аренду. Она переселилась туда и сразу стала избегать меня. Я подумала, что, может быть, у нее появился друг. И действительно - однажды я случайно увидела, как она входила в кафе с мужчиной. Я, конечно,  сразу попыталась предостеречь ее, напомнила об отчиме. Разумеется, очень деликатно. Она выслушала довольно спокойно, и вдруг - потеряла сознание. Мы разговаривали с ней в моей  машине. Я сбегала в автомат за газводой, достала из ее сумки две таблетки, кое-как привела ее в чувство и заставила выпить успокаивающее. Через некоторое время она как-то размякла, я подвезла ее до дома, довела до квартиры. Вероятно, доза оказалась великовата. Обычно она пьет по одной таблетке. А я с перепугу дала ей две. Вот, собственно, и все. А с чего вы заинтересовались Евой? Она в чем-то замешана?

- Она замешана в двух убийствах. Улики, правда, косвенные.

- Не может этого быть! - глаза Немовой расширились и неподвижно уставились на Горшкова.

Он поежился: неприятный взгляд, пронизывающий насквозь.

- К сожалению, это так. Оба мужчины оказались зарезаны, по всей вероятности, одним и тем же человеком. Вскорости после ухода Яковой.

- Надеюсь, вы не так глупы, чтобы подозревать Ему? Девочка мухи не обидит.

- Не знаю, глуп я или нет, но факты - упрямая вещь. Я уверен, что ваша племянница не убивала, но есть, несомненно, какая-то связь между ней и убийцей. Вот это я и пытаюсь выяснить. Если Якова не причастна вообще, то некоторые улики выглядят, по меньшей мере, странно, если  не сказать - загадочно.

- Например?

- В обоих случаях на месте преступления обнаружено яблоко с воткнутым в середину ножом - орудием убийства.

- Яблоко греха... - вдруг отчетливо выговорила Немова, и в ее взгляде возник мрачный блеск.

- Почему вам пришло это в голову? - с удивлением, смешанным с подозрением, быстро спросил Горшков: вот ведьма!

- Ну, как же! Где Ева, там яблоко. От него все грехи человеческие: прелюбодеяние, грабежи, убийства.

- Вот видите, и вы связали Еву и убийцу - невольно, из-за яблока.

- Глупости. Выскочило нечаянно. Я вчера как раз "Библейские сказания" Косидовского читала.  Знаете, ассоциативное мышление у женщин развито сильнее, чем у мужчин.

- А кроме того, что Ева стала избегать вас, какие еще изменения в ней вы заметили?

- Да, пустяки! Может, просто повзрослела.

- Но все же?

- Стала более медлительна, более сосредоточена в себе. Спрошу о чем-нибудь, она сначала посмотрит, будто не понимая, и лишь потом ответит. Глядит иногда на меня так, будто впервые видит.

- Это не связано с ее травмой, с ее болезнью?

- Вы имеете в виду ее повышенную нервную возбудимость?

- Да.

- Она сама вам говорила?

- Да.

- Не думаю. У невропатолога она наблюдается уже три года, и пока все без изменений, то есть, не лучше, но и не хуже.

"К чему она клонит? К тому, что у Яковой начинается душевная болезнь? Раз нервы ни при чем. Я лично ничего подобного не заметил. Разве вопиющая наивность... Немова, похоже, себе на уме", - Горшков поставил точку в протоколе.

- Прочитайте и распишитесь.

Она, не читая, поставила свою роспись.

- Да, кстати, а давно Евин отчим повесился?

- Десять лет прошло.

- Было следствие?

- Да.

- И что?

- Самоубийство. Допился до "белой горячки".

- Сильно пил?

- Вообще не просыхал. Разве трезвый человек совершил бы насилие над собственной дочерью, подростком?

Из института Горшков вернулся в прокуратуру, спустился в подвал, где в небольшой комнате находился архив. Дела хранились в течение десяти лет. "Хоть бы повезло", - думал он, роясь в картотеке. Ему повезло, еще месяц, и дело было бы уничтожено - за давностью лет. Сизов Иван Иванович - отчим Евы. Заключение экспертизы гласило: асфиксия. Пробегая глазами мелкие строчки, написанные патологоанатомом, Горшков внезапно остановился, перечитал раз, другой:  "... две коагуляционные борозды, одна первичная - ниже кадыка, другая - вторичная под подбородком, возможно соскальзывание..." "Идиот! - обругал Горшков неизвестного судмедэксперта, - сам ты соскользнул... с ума, если написал такое.  Возможно, Сизова сначала задушили, а потом  инсценировали самоповешение. И я, кажется, догадываюсь, кто мог это сделать. Только что мне это даст? Десять лет - долгий срок".

- Ну, что, Горшков, опять несешь свою папочку? - встретил его прокурор. - Какое заключение?

- Заключения нет, Герасим Александрович. Даже версии нет. Есть подозреваемая - Ева Абрамовна Якова, но нет ни одной улики против нее, кроме отпечатков на рюмках, от чего она не отказывается. Уверен, убийца - не она. Есть домыслы, которые к делу не подошьешь. Появилась еще одна фигура, весьма и весьма подозрительная. Вот и все.

- Ладно, давай сюда протоколы. На досуге полистаю, может, какая идейка осенит мою старую голову. Занимайся пока тем случаем на пустыре...

* * *

- Евгений Алексеич, неужели поражение? - вне себя от огорчения за своего старшего, горячо почитаемого товарища спросил Сеня.

- Эх, Арсений, плохи наши дела, - полным именем своего  молодого коллегу из угро Горшков называл лишь в минуты крайней безнадежности.

- Честно сказать, у меня ум за разум заходит, как начну думать об этих двух  убийствах, на первый взгляд,  весьма  заурядных. Наверно, действительно, надо на месяц-два отвлечься, а потом со свежими силами взяться. Вдруг вас осенит? Сколько раз бывало...

- Во-первых, где взять свежие силы?  Если бы в отпуск на месячишко, - мечтательно протянул Горшков. - А во-вторых, если до сих пор не осенило... Хотя, знаешь, друг-коллега, сильно мне не понравилась тетка Яковой - Ядвига Павловна. Имя-то какое - Яд-вига. Сначала изобразила из себя благодетельницу по спасению бедной девочки от похотливого козла-отчима. Потом... Есть у меня подозрение, что именно Ядвига задушила пьяного Сизова, а потом подвесила. У горбунов зачастую сила неимоверная. Ты бы видел ее руки - жилистые, костистые, как у мужика-грузчика. Играючи задавить может...

- А зарезать? - вдруг перебил Сеня.

- Зарезать? - переспросил Горшков. - И я подумал...

- А почему нет? Как вы считаете, если бы на Еву напал хулиган, стала бы тетка ее защищать?

- Не сомневаюсь. Она бы горло перегрызла любому за племянницу. Я заметил, с какой нежностью она говорила о девушке. Даже лицо преобразилось, посветлело. Так что это возможно, но невероятно. По словам Яковой, все было тихо-мирно во время встречи и с тем, и с другим. Ее потянуло спать... Может, перед свиданием она принимала таблетку?

- Но почему засыпал мужчина? При вскрытии никаких следов лекарственных препаратов не обнаружено.

- А тебя в сон не клонило после бутылки коньяка?

- Я столько не выпью.

- Может, причина в этом. От малой дозы коньяка давление поднимается, от большой - резко падает. Дама спит, ну, и он пристраивается рядышком.

- А почему голый?

- Ну, это ты у него спроси. Понимаешь, есть еще один момент - весьма интересный. Я сказал Ядвиге насчет яблока. Она тут же отреагировала оригинальной фразой: "яблоко греха".

- Н-да. В этом что-то есть. Как она объяснила эту метафору?

- "Библейскими сказаниями", якобы вчера читала и случайно вырвалось. А еще намекала, что с Евой не все в порядке.

- В смысле?

- Ну... - Горшков постучал указательным пальцем по лбу.

- Вот уж не сказал бы. По-моему, все о'кей. Хотя и склонна к срывам. Все они, женщины, такие...

- Не скажи. Ядвига не такая, у нее, наверное, нервы железные. Говорю, что Якова в двух убийствах замешана, а она и глазом не моргнула.  Такая на многое способна. Ладно, Сеня, давай по домам. Утро вечера мудренее. Забудем на время о "яблоках греха".