ГЛАВА ВТОРАЯ

Дело начало раскручиваться с убийства мелкого торговца опиумом. Как это часто бывает, он завел тайно от Хозяина свои каналы сбыта по завышенной цене - разницу клал себе в карман. Успел поживиться, пока кто-то ни стукнул Хозяину. Применили пытки, но добиться признания не удалось. Малого прикончили, пожалели, как выразились сообщники на суде, так как после пыток он остался бы калекой. Короче, влез я в это дело по уши. Пришлось злачные места посещать, ну, то да се, сам знаешь. И вот вышел я, не сразу, конечно, на Хозяина, взял, как говорится, след. Но подходов к нему никаких. Авторитетная фигура, высокое положение, женат, двое отпрысков. Все есть- полная чаша ему отмерена Господом. Зачем ему это? Так рассуждал я, не зная этого человека Впоследствии, после его смерти, я многое узнал о нем от жены, сослуживцев. Но больше всего от друга его детства, которое прошло в детдоме. Он был очень жесток, честолюбив, властен и безжалостен, а главное - умен. Позже, повзрослев, одним усилием воли смягчил свои недостатки, превратив их в достоинства: жестокость- в жесткость и твердость, честолюбие - в здоровый карьеризм, ну и так далее. К его разочарованию, должность, хотя и высокая, не позволила ему в полной мере реализовать свои потребности, выражаясь фигурально, "казнить и миловать". И он занялся наркобизнесом. У меня столько нитей было в руках! Любую потяни, и обязательно на шишкаря выйдешь. Вовремя меня отстранили от дела, все спустили на тормозах. Явное убийство квалифицировали как самоубийство. Я и ушел - в знак протеста.

- Да, характер у тебя. Не жалеешь?

- Жалеть не жалею, но скучаю. С удовольствием изловил бы твоего убийцу. Э-эх, да что говорить! Слушай лучше дальше. Любовницей Хозяина и  была Ангелина. Как она рыдала, как руки заламывала! А убила-то она. Я был уверен на сто процентов. Но коли самоубийство, то и преступника нету. Красивая была женщина. Я даже влюбился чуть-чуть, когда впервые ее увидел. Еще до того, как пришлось познакомиться поближе, - Сенцов вздохнул, помолчал. - Она обладала даром притягивать к себе людей. Она наверняка была в курсе дел  Хозяина. Впрочем, это давно уже не имеет никакого значения.

- Но почему ты заподозрил ее в убийстве? Каким образом, кстати, покончил с собой Хозяин?

- Он отравился. Она его отравила. Это произошло на его даче. Жена приехала, как они договорились заранее, в субботу утром и обнаружила его мертвым.. Он полулежал в кресле, на столике - пустая рюмка, неполная бутылка коньяка, записка: "Все кончено".

- Но это действительно похоже на самоубийство! -протестующе воскликнул Горшков.

- Похоже, да! Но не таким человеком был Хозяин. Он не был трусом, обожал риск, экстремальные ситуации. Именно в то время, когда он каким-то образом узнал, что на него вот-вот выйдут или уже вышли, он и должен был ринуться в схватку. Ради острых ощущений он и жил. И Ангелина скорее всего первой, у женщин интуиция тоньше, почувствовала, что пахнет жареным. И она испугалась - сначала, а потом приняла решение: подставить Хозяина и сохранить капитал. Вполне допускаю, что она попыталась сначала уговорить его покончить с собой, ведь записка написана им собственноручно, и, возможно, он даже поддался вначале на ее уговоры и написал эти два слова. Но наверняка передумал! И тогда она покончила с ним, потому что знала, что и ей не выйти сухой из воды, если его арестуют. Знала и то, что он-то как раз может выкрутиться, что ее также не устраивало. Вероятно, она жаждала свободы от любовника, но с его деньгами расставаться не желала. Я много думал тогда обо всем этом.

- Выглядит весьма правдоподобно, но было ли так на самом деле? - заметил Горшков. - Ну, а деньги вы изъяли? Описали имущество?

- Я же тебе сказал, делу не дали хода – закрыли за недостатком улик.

- А записка?

- Под влиянием депрессии из-за неприятностей на работе. А они действительно были: злоупотребление служебным положением. Так что о наркотиках даже и не пикнул никто, и мне запретили категорически. Я, правда, подумывал все же самовольно заняться Ангелиной, а ее машина сбила. Может, и не случайно.

- Так, а платок? Как он к тебе попал?

- Каюсь, украл. Подумал, авось, пригодится. Но не пригодился.

- Может, и пригодится еще. А при каких обстоятельствах украл-то?

- Понимаешь, пришла она с покойным прощаться. Я разумеется, там был и весьма пристально за всеми наблюдал, в том числе и за ней. Постояла она, платочком глаза потерла, выждала, пока все удалятся, сама тоже направилась к выходу из комнаты и  вдруг быстро вернулась, накинула свой платочек на лицо покойного и через него запечатлела поцелуй в губы. Выходила, спешила очень, сунула платок в карман плаща, а уголок торчать остался. Я и воспользовался. Да-а, хотел бы я с ней встретиться на том свете...

- Ну, почему же на том? - брякнул вдруг Горшков.

Сенцов вздохнул печально.

- Потому что на этом не получилось. Ну, помог я тебе?

- Понимаешь, когда нашел этот платок, обрадовался, что близок к разгадке преступлений, что убийца почти у меня в руках. А сейчас такое чувство, что я совсем запутался и, возможно, вообще не найду убийцу.

- Ну, а та девушка, которую задержали?

- Теперь я еще больше уверен, что она непричастна. Кто-то умный и опытный подводит ее под монастырь, подсовывая улики: волос, клок ткани, земля с кладбища. А показания свидетелей? Могла быть в машине похожая на нее девушка? Могла. Но совсем необязательно, что именно она совершила убийство. Ведь эти двое видели обоих живыми, то есть до убийства. Похожая на Нилову девушка могла уйти, а после нее появилась другая …

- Конечно, все это нужно доказать. Ну, ладно, мне пора. Спасибо, - он протянул, прощаясь, руку.

Сенцов проводил его к выходу из здания.

Прошло несколько дней рутинной следователь­ской писанины: протокол задержания, протокол опознания, протоколы допросов. Молодая пара опознала Нилову и на очной ставке. Клочок ткани оказался от ее плаща, с подола.

- Гражданка Нилова, как вы можете это объяснить? - Горшков вынужден был обращаться к ней официально.

- Я совершенно не могу припомнить, когда и где зацепилась подолом. Неужели я не почувствовала бы, как рвется ткань... Может, кто-то вырвал, ког­да плащ висел в раздевалке на работе?

- Чтобы подбросить на место преступления?

- Ну, я не знаю. Мне кажется, это ваше дело -разобраться.

- А вы никому не давали поносить?

- Не имею такой привычки.

- Кстати, Марина Владимировна, - его голос смягчился, - а где вы приобрели такую нарядную вещь?

- Я два года работала в Германии, машинисткой в посольстве, там и купила.

- Ваш плащ - единственный в нашем городе, а может, и во всей стране.

- Ну, почему же? Точно такой я присылала се­стре.

- Которая умерла?

- Да.

- У нее были близкие, кроме вас?

- Нет, она жила одна.

- Значит, вы наследовали ее имущество?

- Ну, какое там имущество... Она жила в комна­те от музея, где хранились устаревшие экспонаты, старая мебель. Там она и работала уборщицей. Я забрала лишь одежду и все сдала в скупку.

- И плащ, что вы ей прислали? - Горшков с жа­лостью смотрел на осунувшееся лицо девушки.

- Плаща не было. Но я нисколько не удивилась. Для ее скромного гардероба он был слишком рос­кошной вещью. Да и стесненность в средствах... Она, наверное, продала его.

- Когда вы отправляли ей посылку?

- Примерно за два месяца до ее смерти.

Может, это и ниточка. Может, в купленном плаще и разгуливает убийца. Могла же она случайно встретить Марину, увидеть на ней в точности та­кой же плащ, в толпе или в транспорте вырвать клок... О Боже, какая только чушь не лезет в го­лову, когда хочется оправдать человека любым пу­тем, даже самым фантастическим. Что делать, ума не приложу," - думал он, записывая показания.

Прошла неделя, пошла другая. Убийства были, но не такого рода, как эти четыре. "Неужели она? В таком случае мне остается только уволиться," - мучился Горшков. Нилова все отрицала. Прокурор давил на психику: "Закругляйся, Горшков, готовь обвинительное заключение. Все ясно, как Божий день. Такие-то на вид невинные и совершают самые тяжкие преступления." Горшков сопротивлялся, как мог: "Но мотивы. Где мотивы? Она полностью отрицает знакомства с жертвами, кроме ху­дожника Горина. Психически здорова, совершенно вменяема, я приглашал на консультацию профес­сора-психиатра. А способ убийства? А яд? Мистика." Прокурор настаивал: "Мотив мог быть один - месть всему мужскому полу. Допустим, кто-то один обидел ее, а она решила мстить всем, кто домогался ее, провоцируя их. А способ? Ну, в этом вопросе я не специалист, поговори с патологоана­томом, каким образом яд мог попасть в орга­низм. Ее потряси, не церемонься. А этим отпечаткам не придавай значения. Может, это изуверская шутка. Штампик, как ты сам предположил. А то, что убийства подобного рода прекра­тились, разве не является само по себе доказательством ее вины?" Горшков на это пробурчал под нос, чтобы не вызывать гнев прокурора своим упрямством: "Дай-то Бог, чтобы они действи­тельно прекратились."