ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После второго трупа появилась мысль направить сыскарей по ложному следу, подставив в качестве подозреваемой Марину. Для этого надо было прикончить ее любовника. Бедняжка был пьян, и она сэкономила таблетку. Правда, пришлось включить свет, и тут она увидела рисунок. Со злостью заляпала черной краской, потом стерла с кисти отпечатки, чтобы не оставлять следов. Если бы не эта парочка в сквере, все шло бы, как было задумано. Марину подозревали бы, за ней бы следили, а она беспрепятственно продолжала свое дело. И вдруг - Марину сажают. А она нужна им на свободе. И времени - в обрез.

Незамеченной, она проникла в квартиру, бесшумно прошлась по ней, привыкая к незнакомой обстановке. Ни одна душа не видела, как через час она привела гостя. Все прошло бы, как обычно если бы этот гнусный тип не оказался сексуальным маньяком. Пенять нужно на себя, ибо в какой-то момент слишком расслабилась и потеряла бдительность: близился час триумфа. Она упустила миг, когда в глазах  вроде бы мертвецки пьяного и уже засыпавшего мужчины вдруг вспыхнул безумный блеск, и он накинулся на нее, подломил под себя, заткнул рот и стянул руки ремнем от брюк. Кричать она все равно бы не стала: не имела права. Он долго пользовал ее раз­ными способами. Наконец захрапел, удовлетворив недюжинные потребности. Ей пришлось повозить­ся, прежде чем она смогла освободить руки, выта­щить кляп изо рта. Лежала на полу, испытывая безумное желание разрубить насильника на части, выколоть глаза, отрезать уши и нос, вырвать язык, снять скальп!... Но своевольничать она тоже не имела права, подчиненная железной воле Сатаны.

Бесшумно поднялась, подошла к тахте: насиль­ник спал на спине, оскалив рот. Она с отвращением посмотрела на его безобраз­но волосатую грудь, это было выше ее сил. Накло­нившись, с содроганием прижалась губами к шее. Спящий зашевелился, руки его потянулись к ней, и тут она потеряла контроль над собой. Сначала изо всех сил ударила его утюгом по голове, по­лилась кровь, и она дала волю ненависти к этому ублюдку. Он был мертв, а она, обезумев, все била и била его по лицу...

После убийства в ее квартире Горшков не освободил Нилову из опасения за ее жизнь. Он понял, что девушку все время подставлял под подозрение умный и хладнокровный убийца. Последнее же преступление, несмотря на показания соседки, совершенно отводило от нее все подозрения. Но по­чему настоящая преступница сначала наводила на след Ниловой, а потом внезапно совершила убий­ство, исключавшее участие подозреваемой, хотя и были налицо прежние улики; волосы, земля и по­целуй Сатаны - правда, в другом месте. Единственное отклонение от первых четырех убийств: причина смерти. Не от яда, а от удара тяжелым предметом в область виска. Окровавленный утюг валялся возле тахты, отпечатки на ручке были тщательно стерты. А вдруг убийца захочет инсце­нировать самоубийство Ниловой, использовав ее в своих жутких преступлениях до конца - до по­следней, шестой жертвы? Зачем-то она нужна ей! Вот Горшков и взял на себя личную ответствен­ность за жизнь симпатичной ему девушки.

- Гражданка Нилова, я нарушаю закон, содержа вас под стражей больше положенного времени. Прошу вас: не подавайте жалобу. Еще три дня - и будете свободны. Хотя я обязан отпустить вас се­годня, сейчас...

- Вы считаете, что, оставаясь здесь, я буду в без­опасности? - вдруг спросила Нилова.

- Да, - серьезно ответил следователь, слегка уди­вившись ее проницательности. - Если вы верите мне...

- Разумеется, я посижу еще, - просто согласилась Марина.

Отсутствие на свободе Марины создавало определенные проблемы. Придется ждать, пока ее вы­пустят. А пока надо выполнить последнее задание и быть готовой к вступлению в новую жизнь. Про­шлая ночь, с полуночи до трех утра, оказалась неудачной. Город как вымер: ни одного позднего прохожего. Она даже прошлась фланирующей походкой возле ресторана, но люди выходили по двое, по трое, целыми компаниями. По тому, как косились в ее сторону местные проститутки, она поняла, что пора уходить, пока не появились охранники их участка - сутенеры. Ей не повезло ни возле гостиницы, ни на автовокзале. Взбешенная до предела, она вернулась ни с чем.

- Жек, после одиннадцати я буду возле кладбища, - позвонил Горшкову Павел. - Вся нечисть выходит на промысел после полуночи.

Горшков не принял легкого тона.

- Это опасно, Паша, очень опасно. Уж не знаю, стоит ли тебе встревать в это дело. Конеч­но, у тебя опыт, других моих ребят не сравнить с тобой. Может, все-таки подстраховать?

- А если спугнете?' Надеюсь, я сам справлюсь с сатанисткой. Я все же склонен думать, что она обыкновенная женщина, хотя и фанатичка. Так что навряд ли Сатана придет к ней на помощь, когда я как следует скручу ее. Удалось бы только выведать о главаре. Уверен, что мозговой центр - мужчина.

- Мне эта мысль давно не дает покоя. Значит, ты уверен, что она появится с кладбища?

- Почти на сто процентов. Не забывай про землю. Да! Пусть гаишники поставят с обеих сторон улицы "Проезд запрещен". А то подцепит ее какой-нибудь ловелас вместо меня.

- Обязательно. Сейчас же договорюсь, часиков в десять соорудят заграждения, а то нашим "адским водителям" знаки нипочем.

Он проезжал на средней скорости мимо ворот кладбища уже пятый раз, когда из тени густой со­сны возникла женская фигура с поднятой рукой. Он плавно притормозил.

- Не подбросите? Задержалась у друзей...

Не видя лица, Сенцов вздрогнул от грудного, слегка вибрирующего голоса: не может быть!

- Прошу, загадочная незнакомка! - и он, пере­гнувшись, открыл правую дверцу.

Женщина, шурша серебристым плащом, села. Ее лицо прикрывал капюшон. Павел вдруг завол­новался до дрожи в пальцах. "Черт, возьми же се­бя в руки!" - усилием воли он подавил дрожь и уверенно взялся за руль.

- Куда прикажете?

- А может, нам по пути? - она спешила: времени на флирт не было.

"Гляди-ка, да пташка сама стремится в клетку," - подумал Сенцов.

- Честно говоря, мне не очень-то хотелось куда-то ехать на ночь глядя, да еще если к черту на ку­лички. Я живу недалеко, - сказал он, поворачивая на свою улицу. - А нельзя ли мне узнать ваше имя, прекрасная попутчица? - он продолжал раз­ыгрывать дорожного бонвивана.

- Боюсь, во мне сразу уменьшится загадочности,- она была довольна, что попался водитель с квар­тирой, не придется терять времени на поиски дру­гого мужчины.

- Вы правы. Ничто так не прибавляет женщине загадочности, как отсутствие о ней данных,- за­думчиво проговорил Сенцов, бросив мимолетный взгляд на попутчицу: наваждение не исчезало, а усиливалось; он знал, кому принадлежал этот ча­рующий голос.

- Нельзя сказать того же о мужчинах, - отреаги­ровала она с легким смешком. - Чем больше о них знаешь, тем более загадочными они становятся.

- Прошу вас! Будьте, как дома, - он пропустил ее вперед.

Сенцов был уверен, что не ошибся, хотя это бы­ло невозможно вообразить. Ведь три года назад он лично производил опознание трупа. Лицо было изуродовано до неузнаваемости, но ее все же опоз­нало несколько человек - по другим приметам: во­лосы, рост, одежда. Господи Боже, какая удача, что она не сможет узнать его. Уйдя из прокурату­ры, он отпустил усы и бороду, чтобы скрыть хотя бы часть уродливого шрама, которым его отмети­ли, полоснув ножом по лицу, при последнем за­держании. Благодаря этому его внешность сильно изменилась, даже хорошо знавшие его в прошлом люди при встрече отворачивались, не узнавая. Женщина откинула капюшон: черные волосы рассыпались по плечам. "Все такая же краси­вая," - он с искренним восхищением смотрел на гостью.

- И вы не боитесь с такой внешностью возвра­щаться так поздно одна? Вас могут обидеть, - он почувствовал, как сердце зачастило: неужели не забыл, неужели увлечение живо?

- Неужели вы? - с наигранным испугом воскликнула она.

- Обидеть вас - преступление, - вздохнул он в совершенной растерянности.

Они прошли в комнату. Павел, пытаясь скрыть обуревавшие чувства, засуетился с вином и закусками. Гостья опустилась в кресло возле журнального столика, в одну из ножек которого был вмонтирован портативный "маг", размером  с булавку. Расставляя посуду, он нажал кнопку, замаскированную под шляпкой одного из позолоченных гвоздей, украшавших мебель. Он любил роскошь и, прилично зарабатывая в должности инструктора, с нежностью обставлял свою «обитель от трудов праведных". У него изредка бывали гостьи. Если при первом знакомстве у них не возникло большой симпатии из-за шрама через всю правую половину лица, то, переступив порог его квартиры, они ахали - кто вслух, кто мысленно в зависимости от воспитания, и их легкая приязнь из-за галантного обхождения, мгновенно перерастала в безумную любовь. Вот бы остаться хозяйкой в такой квартире! Но он так и не женился, неосознанно тоскуя о ком-то. Неужели о ней?

Роняя изредка незначительные фразы, погруженные каждый в свои мысли и чувства они выпили по бокалу легкого венгерского вина. Через несколько секунд, почувствовав недомогание, Павел откинулся на спинку кресла. Тело его будто парализовало, но мозг работал четко и ясно: «Она меня отравила. Я расслабился и потерял бдительность. Яд, конечно, в вине. Надо что-то делать», - он невольно скосил глаза на пустой бокал и услышал грудной вибрирующий смех.

- Да, да, яд был в вашем бокале. Я узнала вас, Павел Сенцов. Несмотря на маскарад, - ее лицо приобрело жесткое выражение.

- У меня все настоящее, и шрам тоже,- возразил он.- Но вы умерли, Ангелина.

- Скажите, вы случайно оказались возле кладбища?

- Нет, я ждал убийцу, - Павел решил быть откровенным, сам не зная зачем.

- Вы боитесь...

- Я не хочу умирать так глупо.

- От этого яда вы не умрете, он оказывает временное парализующее или снотворное действие в зависимости от количества принятого спиртного. Но затем последует поцелуй Сатаны и настоящая смерть. У меня есть немного времени, вы моя последняя жертва. Вас, конечно же, несмотря на близость смерти, одолевает любопытство - последнее, что умирает в человеке. Сделаю вам одолжение: удовлетворю предсмертное желание. Я - покойница. Да-да! Но сегодня в шесть часов вечера я оживу - уже насовсем, а не на три ночных часа, с полуночи до трех.