ГЛАВА ШЕСТАЯ

Не забывал Горшков и о деньгах, о которых говорила Ангелина своей последней жертве - Павлу Сенцову. Конечно, за три года их сто раз могли обнаружить жена Хозяина, его коллеги по бизнесу при условии, что они находились у покойного в квартире или на даче. Вряд ли Хозяин стал бы держать их в убогой комнате своей любовницы, куда могли свободно заходить сотрудники музея даже в отсутствие хозяйки. В квартире, правда, тоже рискованно: жена, дети и... воры. На даче? Ну, а как туда забраться, на каком основании? Разве, что инкогнито? Знать бы местечко, хотя бы зацепку какую-нибудь...

И не до Марины было Горшкову, а нет-нет да вспоминалась ее милая, обещающая улыбка, ее прощальная фраза: "Значит - до встречи?" Сама не звонит, у нее дома телефона нет, на работу как-то неудобно. Да и с чем он к ней - с пустыми руками? Толчет воду в ступе, топчется на месте... Может, и правда, послушаться прокурора, отпустить Двугорбова - вся версия вилами на воде писана, признать виновной Ангелину Полокову - и дело с концом? Убитых не оживить, Ангелину - не вылечить... Зачем тогда все это: его работа, он сам? Для торжества Справедливости. Ах, как красиво. Как в кино. Аж противно. Тошно. Зато как прокурор его по головке погладит - и пожалеет, и приласкает, и отгулы даст, лишь бы с плеч долой паскудное дело. Как довольно будет ухмыляться Двугорбов тонкогубым ртом, косо прорезанным над длинным подбородком. Ну уж нет, дудки! Искать, искать! Ах, если бы он признался сам! Что  его может заставить? И тут Горшкову пришла в голову идея.

Он едва не наизусть помнил обе пленки. И все же взялся еще раз прокрутить ту, что обнаружил в кабинете Двугорбова. Вдруг резануло слух: в уборной. Каким образом попало в запись это инороднее слово? Не туалет - уборная. Сказанное с легкой заминкой. После него: шесть... шесть...шесть... Горшков задумался, не здесь ли кроется ключ к тайне клада, то есть спрятанных денег? Туалет – в квартире, уборная - на даче. Ага, он один такой умный! Уж Двугорбов вытряс бы из нее все, связанное  с этим словом. Значит, не то. Но больше ни малейшей зацепки! Кроме этого неуместного слова, Была не была, и Горшков вдвоем с Сеней  отправился за город - на дачу Хозяина.

Она принадлежала уже другим людям. В настоящее время они уехали в отпуск, и на даче жила их родственница - полуглухая бабка. Сеня остался в доме - распивать с ней чаи, а Горшков прошел в сад, к уборной. Обошел ее снаружи: будка как будка, мог бы Хозяин и покруче что-нибудь соорудить. Зажав нос, ступил внутрь. Предосторожность оказалась излишней: ожидае­мого запаха не было. Витал лишь приятный душок хвойного дезодоранта. Вместо привычного "очка" стоял финский унитаз с крышкой. Ух ты, роскошь какая! Вся будка была деревянная, а внутри - по­крытая лаком, пол тоже деревянный, лакирован­ный. Горшков начал профессиональный осмотр помещения - с неизменной лупой.

Ни одно пятнышко, ни одна волосинка и пылин­ка не ускользали от его пристального взгляда. Две дощечки на полу были всего лишь на миллиметр выше остальных, и он усек это. Пальцем тронул одну, она пошла свободно вверх, другая - то же самое. Его взору открылась выгребная яма. Тут уж пришлось зажать нос. На стенке, в которую упи­рались эти дощечки, в самом низу, он разглядел малюсенькую, с рисинку, шляпку гвоздя и кро­шечный кусочек тонкой проволоки, зацепившейся на ней. Что-то здесь висело и совсем недавно.

Неужели Двугорбов побывал? То-то он такой не­уязвимый. Но для чего тогда вся эта трагикомедия с Сатаной? А может, он узнал совсем недавно? Уз­нал или его осенило так же, как меня, при слове "уборная"? Значит, он узнал и о существовании Хозяина? Но каким образом? Через Полокову? Но в записях ничего об этом нет. Просто путаница ка­кая-то, ничего не разберешь. Допустим, деньги у него, если не сгнили, конечно, то он и отсидит за милую душу. Много не дадут, всего-то за подстре­кательство к убийству, что еще, кстати, требуется доказать. А если были не деньги, а камешки?

Скрючившись в три погибели, он сунул нос в от­верстие и обмер: в щели между досок выгребной ямы под самым полом что-то поблескивало - было темновато, не разглядеть. Руку протянуть оказа­лось непросто, тем более - малейшее сотрясение, и вещица могла кануть в яму. Неизвестно и так, ка­ким чудом она держалась. Наконец Горшкову уда­лось нащупать, зацепить предмет, слегка даже де­рнуть и вытащить на свет Божий. Это оказалась тонкая сережка с бриллиантом, половина ушка была обломлена. Значит, крепко зацепилась, это я. когда дернул, обломил. Умен был Хозяин, нече­го сказать, знал, что цены не потеряет. И тайник задумал хитро. Поди, ищи его в выгребной яме.

- Сеня, у меня улов, - шепнул он, входя в дом.

- Ну, бабуся, спасибо за угощение, друг за мной пришел, - поднялся Сеня со стула.

- Заходи еще, милок, душевный ты человек.

- Бабуся, а к вам недавно никто не приходил, ни о чем не спрашивал?

- Да кто ко мне будет ходить. Никого не было.

Нашелся свидетель, видевший машину Двугор­бова и его самого возле особняка, во дворе которо­го жил художник, в ночь, когда было совершено убийство. Парализованная бабка, до глубокой ночи сидящая возле окна, выходящего на улицу, не могла понять, почему мужчина в такой поздний час сидел в машине за рулем. Выходил или нет, не видела, уснула. Опознать не может, лица не видела, оно было закрыто шляпой. Не то, не то, все не то, мучился Горшков. Если бы найти драго­ценности... Но где их искать?

И тут Сеня, посланный Горшковым еще раз на дачи для опроса соседей, бабка-то глухая, могла не слышать, если кто-то, не заходя в дом, шастал по участку, принес сногсшибательную новость. Горшков так и подпрыгнул на стуле - в неопису­емом восторге: вот так номер! Многое стало яс­ным, выстроилось в ровную, четкую линию, как солдатики на плацу.

- Сенечка, отгул за мой счет и ужин в ресто­ране. А теперь - на телефон, - и Горшков в не­терпении схватил трубку.

- Павел Петрович, вы ничего не забыли?

Сенцов резко обернулся: за его спиной, друже­любно улыбаясь, стоял Горшков.

- В чем дело, Жек? Что я должен забыть? - шрам на его лице напрягся.

- А вот эту штучку, - перед носом Сенцова замаячила сережка с бриллиантом.

Он мгновенно скосил глаза влево-вправо, оценивая обстановку. Увы, он был в кольце своих бывших коллег. Остальные пассажиры аэробуса уже поднялись на борт. И вдруг от них отделилась женская фигура.

- Паша, что случилось?

Это была Марина Нилова.

"Так вот с кем мой бывший коллега собрался в круиз", - взгляд Горшкова потемнел от обиды.

- Успокойся, Марина, это недоразумение.

- Евгений Алексеич, может, вы объясните, по старой дружбе? - сузив глаза в недоброй усмешке, спросила Нилова.

- Всему свое время, Марина Владимировна. Вас никто не задерживает, а с Павлом Петровичем нам нужно кое-что обсудить.

- Паша, мне сдать билет? - спросила Марина.

- Пожалуй, да.

Доллары и бриллианты, зашитые в пояс, были изъяты в присутствии понятых прямо в кабинете начальника аэропорта.

- Однако - хмыкнул Горшков, разглядывая вну­шительную кучку сверкающих камней, - неглупо поступили, что избавились от оправ, Павел Петро­вич. Пригодились вам навыки старшего следовате­ля по уголовным делам.

Когда отъезжали от здания аэропорта, Марина провожала их гневным взглядом. "Да, моя люби­мая женщина, еще раз не повезло тебе в жизни. Неужели полюбила? Или позарилась на богатст­во?" - размышлял Горшков по пути в следствен­ный изолятор.

Сенцов показал, что Полокову с кладбища он повез не в клинику, как обещал Горшкову, а сна­чала к себе домой. Она была сильно возбуждена. ругалась, сыпала проклятьями, стремилась вы­рваться из квартиры Павла. Тогда он налил пол­стакана коньяка и насильно заставил ее выпить. И вдруг произошло неожиданное. Она посмотрела на него совершенно ясным, чистым взором здорового человека и проговорила мягко и ласково:

- Вы мне понравились еще тогда. Павел Сенцов. Возможно, поведи вы себя иначе, мы с вами давно были бы где-нибудь на Таити.

- А что нам мешает сейчас воплотить ваши меч­ты в действительность? - не растерялся он и по­смотрел на нее так нежно, как только сумел.

- Я очень богата. На все деньги Хозяин купил золотых изделий с бриллиантами. Я одна знаю тайник. Там такая тонкая проволока на тонком гвоздике...

- Но изделия, вероятно, тяжелы... - Сенцов зата­ил дыхание.

- Для страховки в стене толстый крюк. Но все равно нужно быть очень осторожным... Вы не ос­тавите меня?

- Ну, что вы, Ангелина, дорогая...

- Я чувствую себя здоровой, я не хочу возвра­щаться в больницу, я устала, этот врач, этот Сата­на, они измучили меня... - ее глаза начали закры­ваться.

- Погодите, постойте, не спите, Ангелина, где золото? - он тряс ее за плечи - бесполезно, она тя­желела, тогда он влепил пощечину. - Очнись, кре­тинка!

- Поди ты... дерьмо... в уборную... - и она, уронив голову на грудь, захрапела.

Он от злости и бессилия напился и тоже захра­пел на тахте. Ангелина спала долго. Когда про­снулась, с ней началась истерика, потом бред, потом прострация. В конце концов ему пришлось на своей машине отвезти ее в клинику и сдать.

Она его уже не узнавала. А у него почему-то застряли в мозгу последние слова: дерьмо в уборную. Думал, думал и поехал на дачу. Едва сознание не потерял, когда трясущимися руками развернул сначала целлофан, потом какую-то непромокаемую ткань, потом пергамент  -  и засверкало перед глазами золото с бриллиантами.

- Эх, ты, Павел Сенцов, неужели эти побрякушки так ослепили тебя, что про честь и  совесть забыл? - сожалея, спросил Горшков.

- Было и это. Но больше - другое. Хочешь верь, хочешь нет, но я полюбил Марину, ведь она как две капли воды, похожа на Ангелину, которую я  помнил все эти годы. И мне, как любому мужику, захотелось сделать ее счастливой. Разве она не достойна? А кому достанется богатство, добытое нечестным путем у нечестных людей? Государству? Так оно само - вор мирового масштаба. Слушай  Жек, отпусти меня, а? Оформи явку с повинной, добровольную выдачу... Черт с ними, с бриллиантами  Маришка без меня пропадет, - он смотрел на  Горшкова с тоской и надеждой.

Конечно, Горшков мог пойти на служебное преступление ради доброго дела, ради Марины. В конце концов Павел отчасти прав. Он никого не убил, не обокрал. Можно оформить как выдачу клада. Липа, конечно, но при желании… А вот желания у Горшкова как раз и не было. Чего ради он должен помогать человеку, отбившему у него женщину? Правда, они даже не встречались с Мариной. Но могли бы встретиться. Она так на него смотрела... И кто знает, как случилось бы у них!

- Уеду я отсюда к черту на кулички, если Марина согласится. Прости, Жек, так случилось,  виноват я перед тобой. Но и она меня любит. С моей- то мордой... - продолжал уговаривать Сенцов.- Честное слово, завтра же исчезну, затеряюсь в просторах нашей необъятной Родины.  Ты никогда обо мне не услышишь, клянусь! Жек, ты честный, ты благородный, ты всегда добиваешься торжества справедливости...

Горшков сидел и млел, приятно слышать такие лестные слова от лучшего следователя в их городе. Правда, бывшего. Но и он, Горшков, не ударил в грязь лицом. Кто знает, не займет ли он место Сенцова в сердцах сограждан? Если тот исчезнет из города навсегда? У него не останется тогда соперников. И потом - почему бы действительно не проявить благородство по отношению к товарищу по работе, правда, бывшему.

- Знаешь, Сенцов, в чем-то ты прав. Морально ты преступник, а вот перед законом... Честно говоря, будь я судьей, у меня бы рука  не поднялась вынести тебе обвинительный приговор. Но, к сожалению, судьи не позволяют эмоциям довлеть над разумом. Ты, по сути, остался с тем, с чем был. Поверь, деньги не прибавили бы счастья ни тебе, ни ей. Совет вам да любовь, - довольный собой, он протянул Сенцову руку. - Я отпускаю тебя. Распишись вот здесь, я потом отпечатаю текст о добровольной выдаче. Надеюсь, мы больше не встретимся.

Сенцов, еще не веря в удачу, с чувством пожал протянутую руку.

- Спасибо, друг. До гроба не забуду твой благородный поступок.

- Двугорбов, ваше запирательство бессмысленно, поймите. Любой суд на основании тех фактов, которыми я располагаю, приговорит вас к высшей мере. На вашей совести несколько убийств. Только добровольное признание поможет смягчить вашу участь. Завтра мы начнем эксгумацию трупов, обреем им головы, и я уверен, что эксперт обнаружит на всех убитых в одном и том же месте след укуса осы и даже жало. А место знаете, какое? Верхняя часть затылка, точка, через которую яд мгновенно парализует мозг. Пришлось консультироваться с вашими коллегами. В общем улик и фактов у меня на двоих таких преступников, как вы, хватит. То, ради чего вы затеяли свою поистине сатанинскую игру, потеряло смысл.

Двугорбов пошевелился, равнодушно, но чуть-чуть быстрее, чем обычно, спросил:

- Что именно?

«Ага, проняло", - с удовлетворением отметил Горшков, медленно стягивая белую тряпицу, которая , он заметил, уже привлекла внимание допрашиваемого.

- А вот что! - как фокусник, одним эффектным жестом  Горшков откинул тряпку: сверкнули бриллианты.

- А -а-а! - низко, по-звериному взвыл Двугорбов и кинулся грудью на стол.

Горшков нажал кнопку, вбежали миллиционеры. Двугорбов был без сознания. Его усадили на стул, по­брызгали водой. Горшков пересчитывал камни, пересыпал их в коробку из- под папирос и убрал в сейф. Мертвенно-бледное лицо Двугорбова исказилось гримасой бешенства, но тут же черты разгладились в непроницаемую маску. После этого он открыл тусклые, безжизненные глаза.

- Да, я все скажу. Дальнейшая жизнь не имеет смысла. Пишите.

Три часа с короткими перекурами вел Горшков допрос, но не ощущал усталости: его душа пела. После этого дела о нем  пойдет молва как о лучшем следователе в городе. И все забудут о Павле Сенцове, грозе уголовников. Имя Горшкова отныне станет популярным  и уважаемым. Когда-нибудь Марина услышит о нем и пожалеет о своем выборе. Подумаешь, инструктор по плаванию. А ныне - безработный.

Все оказалось почти в точности так, как он и предполагал. Через пролом в стене Двугорбов выносил спящую женщину на кладбище, где поил наркотическим зельем. Затем, как тень, пешим или на машине следовал за ней, переодевшись в обычный плащ и шляпу. Даже если бы они столкнулись лицом к лицу, Полокова узнала бы своего лечащего врача, а не Сатану, роль которого он играл на кладбище.

После того, как Ангелина усыпляла жертву снотворным, и, запечатлев "поцелуй Сатаны" как знак принадлежности к сатанинскому ордену на груди спящего, выдавливала капсулу с дистиллированной водой в ухо и уходила, входил он и совершал убийство, используя осу. Как иначе он мог завершить свои опыты, если не испытанием на человеке?

Единственное убийство, которое совершила его пациентка, это маньяк в квартире ее сестры. Двугорбов почему-то ощутил безотчетную тревогу, когда увидел, кого подцепила Ангелина в спутники. Он обогнал ее, вошел в квартиру, у него был дубликат украденного у Ниловой ключа, и спрятался в шкафу, откуда мог наблюдать происходящее. Все развернулось на его глазах. Он не мог помочь ей, не выдав себя. Он видел, как она убивала этого насильника и основательно перетрусил. Никогда бы не подумал, что женщина, полностью покорная его воле, способна на подобное самостоятельное действие. А разоблачи она его, Двугорбова? Он вряд ли справился бы с такой фурией. Ему удалось незаметно выскользнуть из квартиры, когда она сбрасывала труп через окно.

После этого случая он даже хотел прекратить убийства, но она четко помнила, сколько жертв на счету уже есть и сколько еще осталось. К шестой жертве он не поехал, а оказалось, зря. Его-то как раз и надо было прикончить. И все завершилось бы благополучно.

- Да, не повезло вам. Именно Павел Петрович Сенцов, последняя жертва, условно говоря, разоблачил вас, заподозрив в мистике реальность, в Сатане - преступника. И камешки эти он нашел и принес в милицию.

- Но откуда он узнал?

- Полокова поведала.

- Вот стерва, будь она проклята! Сколько сил на нее потратил, душу загубил... - он с силой ударил кулаком по колену.

- Насчет присутствия в вас души сильно сомне­ваюсь, а вот жизнь вы загубили - это точно. Отды­хайте.

Сенцов с Мариной улетели в тот же день - налегке, с небольшой суммой денег, снятых женщиной со сберкнижки три дня назад. Сенцов тогда еще посмеялся над ней, заметив, что эти ее сбережения они сохранят как сувенир. А вот и пригодились. В Москве их ждали надежные люди, которые и проводили на рейс Москва-Париж. Все были подкуплены, и Сенцов безбоязненно пронес мешочек с бриллиантами через все заслоны и благополучно приземлился с ним в Париже, где жил знакомый ювелир, проходивший когда-то по делу как свидетель, а ныне - владелец ювелирного магазина в центре столицы Франции, давно уже покинувший Родину, за ним был должок, и Сенцов был уверен, что ювелир вернет его с лихвой, как водится между порядочными людьми, пристроив контрабандные бриллианты.

Поскольку Сенцов не получил своей доли от суммы оценки драгоценных кам­ней, как положено по закону, то эти деньги дол­жен был получить благородный Горшков. Брилли­анты отдали на экспертизу. За исключением двух, все оказались фальшивыми. "Бедный Паша, - по­жалел он Сенцова, - и ты из-за этого мог сесть в тюрьму. - И похвалил себя: - А ты, Горшков, дей­ствительно благородный человек. Сколько же убийств совершено из-за этих стекляшек!" - он и на секунду не усомнился в честности Сенцова.

Горшкову все же досталась кругленькая сумма даже и от двух бриллиантов. А уж как потешили его самолюбие сенсационные заголовки во всех го­родских газетах после суда над Двугорбовым: " Поцелуй Сатаны'", "Врач-убийца!", "Смертоносные осы!", "Горшков идет по следу!"," Адская ла­боратория!". Просочилась сенсация и в другие ре­спублики, и даже за рубеж. А тут Горшкову еще позвонил главврач из психдиспансера.

- Евгений Алексеич, Ангелина Владимировна хотела бы побеседовать с вами.

- Что? Она пришла в себя?

- Да, вполне. Мы даже надеемся, что теперь, - он сделал ударение на последнем слове, - мы сможем ей помочь. Если бы и вы приняли участие...

- С удовольствием. Я выезжаю, - ответил Горшков. -"Вот еще одна приятная неожиданность".

Услышали о громком процессе и в Париже. Павел с Мариной, потягивая лучший французский коньяк, обменялись мнениями.

- Да, голова у Жека, - с легкой завистью обронил Сенцов.

- Он просто гений! - с сожалением вздохнула Марина, утопая в огромном велюровом кресле. -Он мог бы стать моим мужем...

- Может, ты хочешь вернуться в его объятия? Или хочешь, чтобы я добавил ложку дегтя в его бочку меда?

- Не надо, Поль. Возможно, он сам догадался, что ты подменил камни, отправив настоящие в Москву с нарочным...

- А бог с ним! Пусть живет - маленький чело­век в маленьком городе. Зато перед нами - це­лый мир!

В дверь номера негромко постучали.

- Кто там?

- Интерпол. Открывайте!

Молодожены, переглянувшись, побледнели.