Незабудка

Порог робко переступила худенькая, невзрачная, как полевой цветок, женщина-подросток.

- Проходите, садитесь, - Дроздов сделал строгое лицо, хотя ему почему-то захотелось улыбнуться, уж больно испуганный вид был у свидетельницы Зябликовой.

Она робко примостилась на краешек стула, как примерная школьница положила руки на сдвинутые колени ладонями вниз. «Господи, и эта туда же», - с досадой подумал Дроздов, глядя на худенькие, в голубых прожилках руки, на бледное, в мелкой сетке морщинок лицо с блеклыми, будто выцветшими голубыми глазами. Белокурые волосы тонкими прядками спадали на худенькую, почти детскую шею..

- Имя, фамилия, отчество?

Она покорно, с готовностью ответила, даже не поинтересовавшись, зачем ее вызвали в милицию.

- Гражданка Зябликова, вы посещаете Дом свиданий, расположенный на втором этаже гостиницы «Восход». Когда вы были там последний раз? - подавляя невольно возникшую жалость, он говорил излишне сурово, и сам это сознавал.

Женщина не просто покраснела, ее лицо будто занялось пожаром, на глаза мгновенно навернулись слезы.

- Кто вам сказал? Зачем? - зашептала она. - Разве я делала что-то незаконное? Она сказала, что никто не узнает... О боже, боже!

- Надежда Ивановна, успокойтесь, пожалуйста! Разве я предъявил вам обвинение? - он заговорил мягко, увещевательно, будто с малым ребенком.

- Да, да, простите… я так растерялась, - она достала из кармана серенького короткого пиджачка маленький носовой платок, промокнула щеки, глаза. - Простите, это так неожиданно. Я что-то не так сделала?

- Речь не о вас. Вернее, не о вашей работе, то есть не о вашем занятии, - Сеня совсем запутался. - Короче, меня интересует все, что вы можете сказать о Маргарите Павловой.

- А кто это? - ее удивление прозвучало искренне.

- Ее прозвище Маргаритка.

- А-а-а, у нее карие глаза и светло-каштановые волосы и еще кольцо с зеленым камнем. Да? - видно, она вполне оправилась от испуга.

- Да, таковы ее приметы. Как хорошо вы ее знали?

- Я вообще ее не знала. Видела мельком раза два. А кольцо в глаза бросилось, когда однажды она спускалась по лестнице впереди меня и держала руку на перилах.

- Так когда вы были в том доме последний раз?

- В воскресенье вечером.

- А точнее? В котором часу пришли и когда ушли?

- Пришла в восемь, а ушла в полдесятого.

- Вы кого-нибудь встретили на лестнице или в коридоре?

- Нет. Хозяйка назначает время так, чтобы мы не встречались.

- Разве не клиенты выбирают время?

- Точно не знаю, но, по-моему, они тоже не хотят с кем-то встретиться.

- Как же вы разминулись с Павловой? Вы вполне могли встретиться! У нее было назначено свидание в девять тридцать.

- Но она наверняка пришла раньше! Мы всегда так делаем, приходим на десять-пятнадцать минут раньше, чтобы поправить прическу, подкраситься. Не будет же клиент ждать под дверью. Это не положено по правилам.

- Ах, вот как! У вас есть правила внутреннего распорядка?

Она не заметила почти нескрываемой иронии и утвердительно кивнула головой.

- А клиент? Ее клиент?

- Ой, подождите! - она покусала ноготь. - Вспомнила! Я запирала дверь, когда кто-то прошел за спиной. Я сразу подумала, что мужчина, хотя ступал он легко и неслышно...

- Что же навело вас на мысль, что прошел он? Не она.

- Сильный запах табака. Он стукнул в дверь к Маргаритке, я повернулась, чтобы идти...

- О господи, неужели вы совсем нелюбопытны?

- Не очень, правда! Да и не положено у нас. Не знаю даже, что меня дернуло слегка обернуться, - она явно чувствовала неловкость от своего признания.

- Вы видели его? - с волнением спросил Сеня.

- Мельком. Он уже входил. Я сразу отвернулась.

- Но хоть что-нибудь вы можете сказать о нем? Высокий, низкий, худой, толстый, в костюме, в плаще, в шляпе, в кепке, лысый, длинноволосый...

- Я попробую. Боюсь напутать, у меня плохая зрительная память, - она замялась. - Вроде довольно высокий, скорее худощавый, но не худой, в темном пиджаке, волосы как бы ежиком, профиль красивый. Все! Хозяйка свет экономит, в коридоре всего две лампы дневного света. Так что много не разглядишь.

- Однако! За секунду-две, что вы его видели, и выдать такой портрет! - Сеня восторженно щелкнул пальцами. - Блеск! Хотя таких мужиков - пруд пруди. Но, по крайней мере, есть свидетель, что клиент вошел. Та-ак!

- А теперь вы можете сказать, что случилось и с кем? - ее лицо снова стало испуганным.

- К сожалению, не только могу, но обязан. Павлова найдена мертвой.

- Какой ужас! Он убил ее!? Но за что?

- Скорее он был последним, кто ее видел живой. Она покончила жизнь самоубийством.

- Какая смелая! И сильная. Я бы никогда не решилась.

«У разных людей - разные мнения о смерти, да еще какие разные! Если жизнь - наказание, то смерть - избавление. Кто это сказал?» - промелькнуло в мыслях.

- У меня все. Пока. Распишитесь вот здесь.

- До свиданья. Какой ужас! - и Зябликова, сгорбившись, вышла из комнаты.

*    *    *

«Пусть он убьет меня, но ноги моей больше не будет в этом доме. Не могла такая молодая и красивая женщина покончить с собой. Он убил ее. Этот милиционер скрыл от меня правду. А вдруг этого мужчину поймают? И мне придется опознавать? Да я от страха умру! Зачем я только сказала, что видела его? Растяпа! Но я даже не подозревала, зачем ему все это надо! Мало ли для чего вызывают в милицию», - ее ноги еле держали, а она шла и шла, боясь остановиться и упасть. Зачем она идет домой, где и стены ненавистны из-за этого гада? Если бы не дети...

Надежда вышла замуж за своего фабричного парня. Несколько лет жили душа в душу, растили двоих детей - Ваську и Зинку. Пока ни появились друзья, пьянчуги отпетые. А Гриша оказался слабохарактерным и безотказным. И покатилось их семейное счастье под гору да с такой жуткой скоростью, что и остановить, задержать невозможно было.

Стал Гриша прогуливать, получать меньше, то, что получал, оставлял в пивнушках, которых в избытке было по всему их фабричному поселку. Мантулила она за двоих, света белого не видела, а ему - хоть бы хны. Утром винится, а вечером опять в стельку пьяный приползает. Дошли ее мольбы ночные, видать, до Бога, но не так он помог ей, как просила. Обмывали на работе чью-то премию, пошел Гриша домой да забрел по ошибке в цех, где клей варили, споткнулся, упал в чан с готовым клеем и - умер.

Чем Надежда мужиков привлекала, она и сама не знала, но липли они к ней сильно. Пить она не приучилась, не могла забыть, что водка счастье ее сгубила, а вот с мужиками свыклась. Но надо честно сказать, относились они к ней с уважением и помогали, чем могли. И бабы ихние ее не корили, не стыдили, рассуждая здраво, пусть уж лучше со своей фабричной гульнут, чем с городской простигосподи, которая все карманы вывернет. Да вот откуда ни возьмись, появился в поселке мужик чужой, залетный, при костюме, при галстуке, при запонках. А манеры! А походка! И непьющий! И некурящий! И матом - ни-ни! Прямо ангел с небес спустился да и только.

Погулял маленько с девчатами чинно и пристойно да и к ней, к Надежде, пожаловал. Она подумала, счастье привалило. Оказалось: горе. Сутенером был по своей щедрой натуре на чужой труд Тихон свет Антипович. Даже в ЗАГСе не постеснялся расписаться с Надеждой, когда разведал, каким успехом она у особей мужского пола пользуется. Не поленился поменять комнатенку в фабричном поселке на коммуналку в городе, и как законный супруг в ордер вписался. Зинку по-хозяйски в детдом определил, Ваську приспособил бутылки собирать, ну, а для жены родной клиентов поденежнее подыскивал.

Пил, конечно, любил покуражиться, но чтоб хоть пальцем тронуть - ни-ни! Повторял часто: «Твое лицо - это вывеска. А вывеску какой хозяин портить будет?»

Давно Надежда поняла, что жизнь под откос пошла. Но выхода не видела. Лишь ненависть в груди клокотала к мучителю. Сколько раз в уме замышляла убить Тихона, Тихонького, как он ласково называл себя! Но смелости не хватало. О том, чтобы самой умереть, и думать не думала. А дети? Зинка с Васькой? Разве могла она их на этого ирода оставить? Чтобы он из Зинки шалаву сделал? Да никогда в жизни! В сладостных мечтах об избавлении от мужа-пиявки и проводила Надежда мучительно-долгие бессонные ночи. Благо по утрам ей не нужно было спешить на службу. Ее рабочее время начиналось вечером.

Роза

Роза была настоящей китаянкой - представительницей загадочного, таинственного и неодолимо влекущего Востока, загадку которого хотелось разгадать, тайну открыть, а влечению поддаться с головокружительным восторгом.

Горшков, проставляя в официальном бланке протокола анкетные данные, исподтишка изучал неподвижное лицо женщины, не имеющей возраста. По году рождения ей минуло двадцать семь. Но по лицу ей можно было дать и семнадцать, и тридцать семь. Малейшее колебание - вот она чуть-чуть сдвинула к переносице тонкие, в ниточку брови, прорезалась морщинка - и лицо мгновенно постарело.

- Роза Петровна, пожалуйста, назовите дату вашего последнего посещения Дома свиданий.

Ее раскосые глаза сузились, ноздри короткого плоского носа затрепетали, и гневная гримаска исказила бутон пухлого чувственного рта.

- Это мое личное дело, - твердо заявила она.

- Увы, - Горшков сочувственно вздохнул, - вы были бы совершенно правы, если бы... Одним словом, вы являетесь свидетельницей по делу Маргариты Сергеевны Павловой, по прозвищу Маргаритка, и по существующему законодателъству вы обязаны отвечать. Итак?

- Свидетельницей или предполагаемой свидетельницей? - уточнила она.

- Такого термина в следственной работе нет. Давайте не отвлекаться.

- В воскресенье вечером.

- Уточните время прихода и ухода.

- Пришла к восьми тридцати, ушла в полдвенадцатого.

- Прошу вас хорошо подумать и вспомнить, не встретили ли вы кого-нибудь из знакомых по пути в свой номер и обратно?

- Вы имеете в виду знакомых вообще или определенный круг лиц?

«Ну и штучка. Палец в рот не клади, отхватит всю кисть. Похоже, вознамерилась захватить инициативу в свои изящные ручки», - после лица Горшков обратил внимание на

маленькие, почти детские руки женщины.

- Вы поразительно точно сформулировали мой вопрос. Именно круг определенных лиц.

- Предпочитаю не встречать таких лиц там, где это не положено, или мне не хочется. При желании всегда можно избежать ненужных, а иногда и чреватых последствиями столкновений...

«Однако ловко она увернулась от краткого и точного ответа: да или нет. Что бы значила эта ее теория об избежании ненужных встреч? А может, она подразумевает умолчание?» - подумал Горшков и перебил.

- Простите, а не могли бы вы ответить на вопрос, не относящийся к нашему разговору?

- Смотря какой, - в ее взгляде мелькнула растерянность.

- У вас высшее образование?

- Нет, а что?

- Спасибо, ничего. Значит, вы никого не встретили?

- Никого из тех, кого вы подразумеваете.

- Тогда, может, вы слышали какой-то шум, громкие голоса? Что-нибудь необычное?

- Ну, знаете! У нас тишина, как в музее. Хозяйка знает свое дело. Я ничего не слышала, я была занята с гостем.

- Похоже, вы не хотите быть со мной откровенной, Роза Петровна, - упрекнул Горшков.

- Разве я не отвечаю на ваши вопросы? – брови ее сдвинулись.

- Отвечать-то отвечаете...

- Но без домыслов и фантазий?

- А это еще зачем?

- Ну, как же! Чтобы подтолкнуть вашу фантазию, - она вдруг лукаво улыбнулась: юная девчонка!

- Моя работа зиждется на фактах, фантазеров у нас не держат, - сухо заметил он.

- Я не хотела вас обидеть, - и снова лукавство.

«Она что же играется со мной, как кошка с мышью? - от такой мысли он даже вспотел. - Этого только не хватало. Типичное восточное коварство».

- Больше вы ничего не желаете сообщить по существу заданных вам вопросов? - он еле выговорил эту казенную фразу, пахнущую нафталином.

- Желаю спросить, а что за дело вы расследуете, связанное с Маргариткой? - в ее глазах появился непонятный блеск: любопытство? страх?

- Павлова покончила с собой, и я расследую обстоятельства ее смерти.

- Но почему я? Почему допрашиваете меня? - в ее голосе прозвучала подозрительность.

- Потому что это произошло в воскресенье вечером, примерно в те часы, когда вы находились в соседней комнате.

- Но я ничего не слышала! - она явно занервничала: на ее бледной бесстрастной маске появились два розовых пятна румянца.

- Вы уже сообщили это. Вы вполне могли ничего не слышать. Вряд ли в такой ситуации человек создает шумовые эффекты, я имею в виду самоубийц.

- А... вы точно установили, что она сама... повесилась? - шепотом произнесла Роза.

- А вы откуда знаете, что она повесилась? - мгновенно отреагировал Горшков: она не должна была знать об этом.

- Разве не вы сказали? - снова в ее глазах непонятный блеск.

- Боюсь, что нет.

- Ну, тогда... не знаю... А как еще она могла покончить с собой?

- Ну, например, отравиться.

- И что, она носила таблетки при себе? Или яд? Ну, не знаю, почему у меня вырвалось, - она явно сожалела о сказанном. - Я хотела спросить о другом. Может, ее задушили, а потом повесили?

- Вы кого-то подозреваете? - Горшков ощутил волнение, будто вот-вот появится какой-то призрачный след или свет во мраке.

- Я просто кое-что вспомнила, - ее глаза расширились, она смотрела прямо перед собой, будто видела то, о чем говорила.

Горшков, как загипнотизированный, не отрывал от нее взгляда.

- Когда я вышла, как обычно, через черный ход, в дверь под лестницей, и уже сворачивала налево, чтобы обогнуть здание и выйти к стоянке такси, то случайно глянула вправо и увидела мужчину, который явно спешил. Теперь я думаю, он мог быть клиентом Маргаритки и выйти чуть-чуть раньше меня.

- Допустим. Вы не разглядели, во что он был одет?

- Секунду. Кажется, в темном пиджаке и без головного убора.

- Высокий, низкий, блондин, брюнет? Может, прихрамывал?

- Нет, он шел энергичным размашистым шагом, почти бежал. Рост высокий, а вот волосы... вроде стриженый... голова показалась темной...

- Неплохо однако вы разглядели, - довольным голосом констатировал Горшков.

- Освещение было хорошее. На первом этаже почти во всех окнах свет горел...

«Если подозревать этого неизвестного, то в чем? Если все-таки он ее задушил, а потом инсценировал самоповешение, что не исключается проведенной экспертизой, то как

он вышел через запертую дверь? Или же он довел ее до невменяемого состояния, потом она выпустила его, снова заперлась и повесилась? Маловероятно. Судя по отпечаткам, он пытался выйти - через обе двери. А балконная дверь была открыта...» - он не довел мысль до конца.

- А не мог он спуститься по пожарной лестнице с балкона?

- Не... знаю... - его вопрос застал женщину врасплох.- Мне бы и в голову это не пришло.

- Дело в том, Роза Петровна, что дверь комнаты Павловой была заперта изнутри. И если предположить, что задушил ее этот мужчина, то выйти он мог только таким путем. Или…через соседнюю комнату, скажем, через вашу.

- Нет! - она вскинула руки, как бы защищаясь.

- Что вы так испугались? Я просто предположил.

- А я представила, что ко мне вломился убийца, - ее лицо снова приняло бесстрастное выражение, и взгляд стал непроницаемым.

- Вы могли и сами впустить его. Если являлись сообщницей...

- А вы заявляли, что фантазеров у вас не держат.

- Это не фантазия, а одна из возможных версий.

- А если я скажу, что солгала, а на самом деле никого не видела?

- Мы с вами не шутки шутим, - нахмурился Горшков.

- Значит, ваши шутки - это версия? А мои - уголовно наказуемы?

- Да, кстати, - Горшков перевел разговор в другое русло, - Павлова носила украшения?

Он почувствовал интуитивно, как женщина напряглась, даже поза ее мгновенно изменилась: всем корпусом она слегка подалась вперед.

- Откуда я могу знать?

- Разве вы ни разу не видели ее?

- Может, пару раз.

- А ведь вы довольно наблюдательны, если судить по тому, как точно вы описали мужчину, - мягко упрекнул он.

- Насчет точности не ручаюсь.

- У меня есть показания еще одной свидетельницы, и они полностью совпадают с вашими.

- Ну, не знаю, почему я не обратила внимание на ее украшения. Может, женщины интересуют меня меньше, чем мужчины?

- Хорошо, на сегодня достаточно. Распишитесь, - и он пододвинул к ней бланк протокола.

*    *    *

- Евгений Алексеич, еле дождался конца вашей беседы, - в кабинет ворвался сияющий Дроздов. - Пальчики-то есть в нашей картотеке! Неизвестный - некто Антон Лукич Грозный.

- Приятное известие. Неужели ты узнал, по какому делу он проходил?

- Увы, пока нет. Но зато разослал шифрограммы по всем колониям. Дело пятнадцатилетней давности, на карточке дата.

- Где-то я уже слышал насчет пятнадцатилетней давности, - Горшков задумчиво потер указательным пальцем переносицу. - Нет, не помню. Пока придут ответы, загляни в адресный стол, возможно, он прописан в нашем городе. Если не приезжий. Можно проверить гостиницы. Интуиция подсказывает, что именно Антон Лукич может пролить свет на это дело. Уверен, он последний, кто видел Павлову живой. Я что-то, друг-коллега, начинаю склоняться к мысли, что перед нами любовная драма с трагическим концом. Вполне допускаю самоубийство, пусть и нетипичное, как выразился наш ас. Только кольцо меня смущает, вернее, его отсутствие.

След на пальце говорит о том, что его не снимали много лет, на коже характерные вмятины.

- Ну, а как вам китаянка?

- О, Лилия Эрнестовна была права, теперь и я верю, что она далека от романтики. Как сказал Сухов, Восток - дело тонкое. О, черт! - он стукнул себя по лбу. - Про звезды-то я забыл.

- Про что? - брови Дроздова поползли вверх.

- Свидетельница показала, что слышала звук открываемой балконной двери Розиной комнаты.

- А какой в этом криминал?

- А если действительно Роза имеет гадкую привычку подслушивать и подглядывать? Пусть в этом нет состава преступления. Но при наличии этой привычки она могла услышать и увидеть очень многое и скрыть это от следствия. Неясна, правда, причина. Нежелание раскрывать свой порок? Но она могла сделать вид, что это произошло случайно. Баста! Женская психология - это такие дебри!.. Обедаем и отправляемся на квартиру Павловой, ордер у меня.

Понятые, соседи-пенсионеры, сидели рядышком па диване тихо, как мышки, лишь испуганно переводили взгляд с одного мужчины постарше на другого помоложе. Павлова жила в однокомнатной квартире, скудно обставленной, но чисто прибранной и уютной, хотя за три дня кое-где появилась пыль. Единственной вещью, представляющей интерес для обыска, был старый однотумбовый письменный стол. Но и в нем ничего особенного обнаружено не было. Пара пустых конвертов, школьная тетрадь, стержневая ручка - в верхнем ящике стола. Сбоку в коробке из-под лекарств стопка квитанций за квартплату.

- Похоже, эта женщина вела затворническую жизнь. Зачем она устроилась в этот бордель? - вслух высказался Горшков.

- Евгений Алексеич, вот паспорт и трудовая книжка, - как фокусник, Сеня извлек документы из бельевого ящика в шифоньере.

- Ну-ка, что мы здесь имеем... - Горшков перелистал паспорт. - Ба, да Маргарита Сергеевна, оказывается, замужем - за Орловым Вадимом Петровичем. Интересный факт! Но, по-видимому, он здесь не проживает. Разъехались, а развод не оформили. Сплошь и рядом подобные нарушения, сколько лишних хлопот для милиции! - посетовал

он. - Ну, а что трудовая? Та-ак, интересно. Последняя запись гласит: уволена по собственному желанию. Десять лет назад. На что же она жила? На какие средства?

Если в Доме свиданий всего с полгода...

- А где она работала раньше? - полюбопытствовал Дроздов.

- Телефонисткой на междугороднем узле связи.

Кольцо, как тщательно ни искали, не нашли. Других украшений не обнаружили.

- У телефонистки - и вдруг старинное кольцо. Откуда? Не иначе, подарок, - заключил Горшков, заканчивая протокол осмотра квартиры покойной Павловой.

- Смотрите-ка, что я нашел, - Дроздов протягивал книгу, которую он обнаружил под матрасом в изголовье постели.

- Библиотечная. Это уже кое-что. К тому же - просрочена. А это что? - когда он потряс книгу, из нее выпал кусок картона, обернутый папиросной бумагой.

Сеня наклонился и поднял предмет с пола.

- Фотография, - передал Горшкову.

- И где берут люди папиросную бумагу? Ее уже сто лет нет в продаже, - он аккуратно развернул обертку.

На изрядно пожелтевшей фотографии был запечатлен молодой солдат в форме десантных войск. Приятное лицо с волевым подбородком, прямым носом, твердо сжатым ртом.

Глаза смотрели цепко и чуть настороженно из-под густых коротких бровей. «Крутой парень», - подумал Горшков и перевернул фото.

- Моей единственной. Преданный пес Атос, -.прочел он вслух. - Это явно не супруг. Фото из далекого прошлого, из прекрасной юности скорее всего. Атос... Не Антон ли?

- Это было бы потрясающе! - ухмыльнулся Сеня.

Понятые расписались, осмотр был закончен, и группа в составе двух человек разошлась по домам.