3

- Помогите! Помогите! Люди добрые! Он утонет! Спасите его! - девушка металась по берегу в одном купальнике и громко кричала, будя ночную тишину.

Выбежавший из домика пожилой лодочник кинулся вплавь к лодке, метрах в пяти от берега. Он беспорядочно поплыл влево от нее, затем вправо, напрасно вглядываясь во тьму, в надежде увидеть голову тонущего. Девушка уже не кричала, а, упав на песок, навзрыд рыдала.

- Вызови милицию! - прокричал лодочник, продолжая делать вокруг лодки круги.

- Понимаете, мы далеко не заплывали, немного искупались, я попросилась домой, он сразу стал грести к берегу, а потом вдруг говорит, а, ну-ка, погреби сама, я тебя догоню, еще поплаваю. Я села на весла, он нырнул с лодки, послышался глухой удар, я его окликнула, он молчит, я сильно испугалась, прыгнула в воду, захлебнулась, не смогла крикнуть, в горле ком, быстро доплыла до мелкого места, побежала к берегу и стала звать на помощь...

- Кроме  удара, вы ничего больше не слышали? Вскрика, шума, всплесков?

- Нет. Удар раздался одновременно... нет, кажется, чуть позже всплеска. Сначала он нырнул, а потом ударился. Ну, я не знаю, все произошло так быстро, так стремительно...

“Наверно, Помойный станет постоянным местом моих ночных развлечений, - мрачно подумалось Дроздову, ибо на дежурстве снова оказался он. - Неужели он ударился виском, и смерть наступила мгновенно, даже вскрикнуть не успел?”

- Ой,  - девушка внезапно вскочила со стула. - Серьги и цепочка...

Пока  она бежала к лодке, Дроздов дописывал протокол. Она вошла в дом бледная и снова в слезах.

- Что, нашли? - бегло спросил  Дроздов и поставил свою четкую роспись.

- Нет. Я обыскала всю лодку, они были завернуты в носовой платок.

- Несколько странное место для хранения украшений, а?

- Это Ростислав посоветовал снять их и завязать в платок. Он и дал его.

- Когда это было? - насторожился Дроздов. - Еще днем на пляже или уже ночью, на лодке?

- Днем мы купались и загорали, он ничего такого не говорил. Да я бы и не оставила их на берегу, мы были не одни. А вот когда мы стали поздно вечером купаться с лодки, он сказал, что я могу потерять их и лучше оставить в лодке. Я так и сделала. Положила под скамейку, в щель между досками, узелок очень плотно был засунут. Все обыскала, лодочник мне светил. Как же  они могли пропасть?

- Лодка сухая?

- Да. Может, только брызги от весел чуть-чуть... - девушка выглядела очень расстроенной. - Серьги дорогие, с бриллиантами, и на цепочке кулон тоже с бриллиантами. Мне папа недавно на день рождения подарил.

- Кто же ходит на пляж с украшениями да еще с брильянтами?

- Но я не думала...

- Думали вы, думали, да не то, что надо. Пофорсить хотелось... Ну, что ж, не исключена возможность, что ваш приятель - вор, и ловко обвел вас вокруг пальца, разыграв небольшой, но искусно подготовленный спектакль для наивных девочек.

- Как это? - девушка широко раскрыла глаза.

- А так это. Неким хитрым образом зацепил ваш узелок, сунул  в плавки, ударил кулаком по лодке и, посмеиваясь, поплыл восвояси.

- Но я не слышала никаких звуков! - выкрикнула девушка.

- А вы сами бесшумно плыли?

- Что вы! Я бесшумно не умею, я вообще плохо плаваю,  а тут еще   наглоталась воды...

- Вот и создали всевозможные шумы.

Она виновато потупилась.

- Может,  преступник владеет искусством подводного  плавания. Тем не менее, в канале мы пошарим  и в городе поищем непременно.   Сейчас уже поздно, а завтра с утра принесите описание  ювелирных изделий  и попробуем  составить фоторобот. Может,  ваш приятель - известная нам личность.

 

4

Детство Изы прошло на свалке. Она часами разглядывала цветные стеклышки от разбитой посуды либо играла сломанными и потому выброшенными игрушками. До чумазой, полураздетой и вечно голодной девочки никому не было дела. Отца она не знала, а мать все называли “уличной”. Уже темнело, когда Иза потихоньку прошмыгивала в дом, крадучись пробиралась на крохотную кухоньку и, спрятав за пазуху что-нибудь из еды, чаще - кусок черствого хлеба, на цыпочках проскальзывала в единственную убогую комнатку с одним окошком, укладывалась на сундук, укрывалась старой материной фуфайкой и с наслаждением грызла хлеб. Мать или уже спала, или сидела за столом с молодым парнем, или пожилым мужчиной. Они ели, пили, потом раздевались догола, тушили керосиновую лампу, ложились в единственную кровать, и она начинала скрипеть на разные голоса. Изе было смешно. “Как живая”, - думала она. Иногда мать вскрикивала,  стонала, шептала что-то неразборчиво,  иногда слышался грубый  окрик  мужского голоса:

-  Да повернись ты задом, шалава, и не лежи, как бревно...

Утром опухшая с похмелья мать, часто покрытая синяками от щипков ретивого  ночного гостя ни за что ни про что лупила Изу, со злобой приговаривая:  “Выродок, выродок!” Девочка  с трудом вырывалась из цепких, но слабых материнских рук и убегала на свалку.

Изе  исполнилось шесть лет,  когда вдруг в доме  появился настоящий отец.  Он был  первым мужчиной матери, соблазнил ее в юном возрасте, и, узнав, что будет ребенок, сбежал. Так мать стала “уличной”. Отец  оказался  мастеровым мужиком, и через  некоторое время дом буквально преобразился: и внутри, и снаружи. Преобразилась и мать. Из опустившейся пьянчужки вдруг проглянуло миловидное зеленоглазое лицо. Она бросила пить, стала следить за собой,  привела в божеский вид и дочь. Маленькая семья зажила нормальной,  человеческой жизнью.

Мать оказалась искусной портнихой, и у нее появились заказчицы из зажиточных семей. Кроила она прямо по ткани, пользуясь лишь сантиметром, и фантазия била из нее ключом. Городские модницы прямо помешались на нарядах, сшитых Изиной матерью. Отец, обустроив домишко, стал частенько пропадать. Брал заплечный мешок, целовал мать и исчезал на день, а то и два-три. У матери вдруг появилось золотое кольцо, потом браслет, цепочка, потом почему-то одна сережка с красным камушком. Мать изредка по воскресеньям надевала украшения, наряжалась и становилась даже красивой. Они сидели втроем за столом и пили чай из большого медного самовара, который отец принес со свалки, запаял, начистил мелом, и тот засиял празднично посреди стола.

Иза уже ходила в школу, когда однажды отец взял ее с собой. Мать попыталась воспротивиться, но он сурово отрезал.

- Пора. Помощницей будет.

День был весенний, солнечный, и девочка вприпрыжку бежала за широко шагавшим отцом. Потом они долго ехали на автобусе и, наконец, добрались до чудного лесного озера - излюбленного места отдыхающих горожан. До полудня было еще далеко, и на живописном берегу стояли всего три легкие палатки, возле них автомашины. Отец с Изой устроились под большим ветвистым деревом, закрывавшим их от посторонних взоров.

- Раздевайся. Буду учить тебя плавать, сначала - на воде, потом - под водой.

Девочка послушно разделась, оставшись в одних трусиках.

- Пошли, - и отец повел ее к небольшому укромному  заливчику, спрятанному в густых зарослях.

Два часа подряд он настойчиво и упорно, без недовольных окриков и злости обучал ее держаться на воде, пока, наконец, не достиг желаемого результата. Иза, сначала поддерживаемая сильной отцовской рукой снизу под животом, проплыла по-собачьи метра три, затем, не заметив, что поддержки нет, проплыла еще немного самостоятельно, устала и стала окунаться с головой в воду. Отец тут же подхватил ее, взял на руки и сильно надавил на живот. Изо рта вылилась жидкость, которой она успела наглотаться, окунувшись несколько раз под воду.

Уроки с небольшими перерывами на еду и отдых продолжались до позднего вечера. Иза научилась плавать.